За грибами в Лондон - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Попов cтр.№ 63

И в этот момент упало что-то в воду, гулкое эхо, и волна пришла, подо мной шлепнула. Тут я крикнул, от скользкой стены оттолкнулся – как от нее можно оттолкнуться – и вниз полетел – три метра счастья, волосы со лба ветром подняло… Конечно, на дверь я упал плашмя, она притопилась немножко, потом всплыла. И во все стороны волны пошли, о стены – хлюп-хлюп, хлюп-хлюп… Отлично. Лежа на брюхе, дотянулся до длинной корявой палки… «посошок»? Плавала у стены, в пыльной сморщенной пенке. С ней кто-то и приплыл сюда? На двери? Но зачем? Или дверь сверху упала? Встал на ноги, балансируя. Вверх, на темную дыру посмотрел. Странно, наверно, я там выглядел… А здесь – не странно? Стал погружать посошок… Уткнулся! Каменное дно. Бассейн… Вряд ли – для купания! Оттолкнулся. Нацелился в коридор, что темнел в стене. Снова – во тьму? Слегка об угол стукнуло, чуть развернуло. И поплыл. Посошок в воду, толкаешься, скользишь. Иногда о стену стукнешься деревом, потом оттолкнешься ладонью… И все был этот коридор, только однажды выплыл в зал, круглый, и там совсем уже светло было, сверху, видно, светало… Но не выбраться – только плыть. И так я плыл, коридоры сходятся, расходятся, сплетаются, водой о стены шлепают. И вот плыву я так по коридору, наверно, пятому, и вдруг вижу в стене окошко, маленькая рама, стекла пыльные, и вдруг там рожа показалась: видно, хозяин ее зевнуть собирался и, увидев меня, обомлел. Да и я тоже. А он повернулся в глубь комнаты, поговорил чего-то своим небритым лицом и исчез. А я дальше поплыл. Следующее окно не застеклено, на каменной толще закругленной стоит тонкий стакан с водой, зубной порошок открыт, пленка пергаментная прорвана, и щетка изогнутая лежит. Остановился. Почистил зубы. Словно впервые это блаженство осознал. Белое облако за собой в воде оставил. А стена стеклянная началась, из толстого непрозрачного стекла, и вся дрожит, гудит. А другая стена исчезла – простор, насколько видно. Островки, на них какие-то станки, домики с трубами, дым слегка. Паром ходит, и на всех островках люди стоят, руки вытянув, просят перевезти. И на всем от воды отсвет дрожит.

Это у нас тоже есть один комбинат, все цеха на островах, и переходить по длинным мосткам, хлюпающим. И вот сидит бухгалтер, и уже не так прост, как есть на самом деле, потому что за окном осока белесая мокнет и водная рябь уходит далеко под серым небом… Целый день я там ходил над водой, осенней, темной, а потом вернулся к себе в учреждение с какой-то кожей очень свежей, замерзшей, сел в столовой на стул, грудью к спинке, и заговорил, и неожиданно целую толпу собрал смеющуюся. Сырое свежее облако любви… И сейчас то же. Хорошо. Выплыл я на такой квадрат: по краям стучат, железо пилят, и уже солнце пригревает, пар от воды, а я сижу на своей плавучей двери в середине воды, греюсь. А те, что стучат, надпиливают, в ватниках, беретах, тоже, наверное, с удовольствием чувствуют, как спину нагрело. Поглядывают на меня с удивлением, но спросить, окликнуть никто не решается. Тогда я лег, вытянулся и проспал на «плоту» – несколько, думаю, часов. Потом совсем припекло, я проснулся оттого, что стало горячо. Плот мой к берегу прибило. Люди ватники сняли, сидят у воды, молоко пьют с белыми булками, разламывают. Хорошо!.. И вообще это тот самый завод, на котором я вчера весь день провел… Вон и наш механизм осторожно на тележке к воде спускают, как положено. Только так на нем все болты стянуты – пьезопластины изогнулись, сейчас лопнут. Соскочил я на берег и на бригадира накричал. Он даже булку выронил: приплывают всякие типы на дверях, спят до полудня, а потом вдруг начинают орать, и главное, что все верно! От удивления он даже сделал, что я ему велел. Но еще долго на меня оглядывался, головой тряс. Потом я видел, как он в курилке обо мне рассказывал, жестикулировал, изображая меня… неужели – такой? Все посмеивались, щурились от дыма, пепел стряхивали. Потом он и мне рассказал, когда мы с ним поработали и на берегу сидели, спиной к лодке прислонясь. «Представляешь… Утро, досыпаем еще на ходу, – и вдруг появляется оттуда, где никого быть не может, фигура, молча, и скользит по воде – к нам! А когда ты посередине спать улегся и похрапывал – тут уж никто глаз не мог отвести. А потом, когда ты на воде спать улегся! Просто – работа остановилась, смотрели все. Ты повернешься, плот накренится, и все – ах! Но полежал не напрасно – такой теперь у тебя… рабочий загар!»

Наши вытянутые ноги доставали до воды. Остров, окруженный водой, а потом – домами. Хрустнув суставами, мы встали. Небо не в той раме, что я привык. Вошли в дом, и зазвонил телефон. На голом столе лежала трубка, растянув перекрученный шнур, и отражалась в столе, и говорила голосом Сани, моего помощника. «Алло! – закричал я. – Алло!» – «Ну вот… – Саня почему-то надолго замолк. – Вчера с приемщиками, сам понимаешь… А ты-то куда потерялся?» – «Я-то как раз нашелся, в отличие от тебя».

Я разложил на столе нашу документацию. Только тут я почувствовал бессонную ночь. Зевота… И вдруг подуло – еле успел прихлопнуть на столе вздувшиеся вдруг листки.

Все дни в командировке я был занят до упора и только перед самым отъездом успел зайти в знаменитое местное кафе. Оно называлось «Молочное», однако когда я спустился вниз, в полированный темноватый прохладный зал, оказалось, что здесь продают и джин, горьковатый, пахнущий хвоей, и зеленый итальянский вермут, и чешское пиво. Такая трактовка названия, не скрою, порадовала меня. Я сел на прохладную деревянную скамейку, стал приглядываться в полутьме. Сначала я моргал, ничего не видя, но уже через несколько минут был поражен обилием прекрасных, молодых, скромных, серьезных девушек, тихо сидевших над глиняными кружками, в которых подавался, как я выяснил, кофе со сливками. Если не сделать сразу – то не сделаешь уже никогда, и я, не дав себе опомниться, пересел за соседний столик, где сидела прекрасная тоненькая девушка с большим толстым портфелем под боком. Как она таскала этот портфель, такая тоненькая? Никогда в жизни я еще не говорил так складно. Незнакомый город, новое место – все это действовало на меня, взвинчивало. Сомнения мои, печальный опыт – этого здесь не было, я не взял этого с собой, как выяснилось. Больше всего я люблю таких девушек – серьезных и грустных (хотя среди знакомых моих никогда таких не было), и вот эта девушка была именно такой. Кривляки, кокетки – пропади они пропадом! «…знаете, – уже через час, волнуясь, говорила она, – я не могу побороть ощущения, что если вы уйдете, это будет какой-то потерей в жизни». Ее лицо неясно розовело в полутьме, рядом со мной была только ее рука – тонкая, с синеватыми прожилками на запястьях, с тоненьким кольцом на безымянном пальце. Ее голос – чистый, дрожащий, иногда вдруг с усилием насмешливый. «Каждый человек, который уходит, – потеря, – говорил я, дрожа. – Но сейчас я тоже чувствую что-то необыкновенное…» Мы взялись вдруг за руки, испуганно посмотрели друг на друга… Сидевший за нашим столом румяный яркоглазый человек вдруг повернулся ко мне. «Простите, – чуть встревоженно сказал он, – вы…» Он назвал мою незатейливую фамилию. «Да, – удивленно сказал я. – А что?» – «Простите, что вмешиваюсь, но я не могу не сказать: я читал ваши статьи, и они меня восхищают!» Это был единственный человек в мире, который читал мои статьи! Я держал за руку самую прекрасную девушку, во всяком случае, одну из самых прекрасных – другой такой я не найду никогда (ее ладонь от неподвижности чуть вспотела, и она, рассеянно улыбнувшись, перевернула руку в моем кулаке на спинку). И тут же сидел единственный человек, который читал мои статьи! И я вдруг чего-то испугался. «Знаете, мне нужно ехать! – сказал я, морщась, глядя на часы. «Ой! – испуганно сказала она. – Правда? А остаться не можете? Ну хотя бы на час?» Но я был уже во власти приступа идиотизма. «Да нет, – тупо бормотал я. – Билет, понимаете, куплен…» Она грустно смотрела на меня… и этот идиот! «Ну все! – я с ужасом слышал свой голос. – Еще надо в камеру хранения забежать. Два узла, сундучок такой небольшой…» Я бормотал, пятился задом, мелко кланялся.