– Мой, – усмехнулся он. – …Правда, каждый месяц я должен выплачивать по частям его цену… немалую, надо сказать.
– Хорошо, значит, идут дела!
Эта бодрая моя фраза, я заметил, взбесила Ефимова.
– Лучше некуда! – прохрипел он. – …Если не считать того, что в почтовый ящик каждый раз руку опускаю так осторожно, словно боюсь там схватить очковую змею.
– Откуда ж она там?
– С почты! – резко сказал он. – Может, обнаружится чек за проданные книги издательства, долларов этак на двести… А может, и иск на миллион!
– Что же такого натворить надо – на миллион? – изумился я.
– …Дороже всего здесь оценивается моральный ущерб! Права индивидуума! Хочешь выкинуть миллион – обидь кого-нибудь. Или хотя бы упомяни без его согласия. Многие наши друзья – бывшие алкаши – тут оценивают себя в миллион… непонятно, правда, с какого бодуна.
– Кто ж это?!
– Да тот же Мишка Шемякин!
– Мишка? Шемякин? – вскричал я. – Да это же… друг! Да я же! Его знал!.. Еще таким! – Я поставил свою ладонь сантиметров на десять от земли, потом, подумав чуть-чуть, добавил: – За пивом бегал… Правда, не для меня! – поправился я, уже в испуге: миллион-то кому охота терять?
– Тут за пивом не бегают! Тут деньги делают! – зловеще Ефимов произнес. – Причем фактически из всего! Шемякин якобы за батю обиделся.
– А чем же ты батю его обидел? Он разве здесь?
– Прелесть ситуации заключается в том, что он сам своего батю обидел – а с меня потребовал миллион.
– Да. Серьезно поставлено тут.
– Напечатал я в одном сборнике его давнее интервью – где он клянет батю своего, называя сатрапом и чекистом. И – бац! – иск мне на миллион. Оказывается, он взгляды свои тут в Америке пересмотрел, и батя его не сатрап и чекист, а лихой кавалерист! А за «чекиста» – с меня миллион. Многие тут, на воле, странно преобразились. Бежали от коммунистов – а тут ими стали.
– Да-а… Удивительная страна! Слышал, что права личности тут берегут… но чтоб такое!.. Дураки на свободе.
– Да нет, вовсе не дураки! Соображают! К счастью, судья-негритянка умная оказалась. Сказала ему: «Наказание за ваши ошибки молодости вы должны сами нести, а не вешать вину на других»!.. Это я в вольном переводе даю.
– …Вы же с Шемякиным корешились в Питере! У тебя же картина его была!
– Продал немедленно. Заодно, кстати, узнал, что слухи о бешеных его гонорарах распространяет он сам. За копейки купили.
– Да-а. Тут какой-то котел с кипятком! Я бы не выжил.
– И не надо! Ты на сколько тут дней?
– …Да думаю, не сварюсь. Буду, как говорится, краток.
А то лишишься тут невзначай миллиона!
– Сейчас вот в почтовый ящик надо лезть – а боюсь.
– Давай я слазаю!
– Ты настоящий друг! – усмехнулся хозяин
Мы вышли к калитке. Он откинул крышку ящика… Надеюсь, «про очковую змею» он в переносном смысле сказал? Я сунул руку… Пусто. Ф-фу!
Вытерли пот со лба. У меня-то с похмелья, это ерунда, но у него, видимо, от переживаний!
– Ну что, завтрак я заслужил?
– Да, – буркнул он.
Но вместо этого мы почему-то подошли к столу, за которым сидела Марина и печатала на компьютере – так я впервые увидел компьютер в упор: тогда он еще занимал целый стол.
– Вот на нем и зарабатываю… себе по шее! – вздохнул Ефимов. – И это, собственно, и есть все мое издательство «Эрмитаж», о котором идет столько шума по миру!
– Идет-идет! – горячо подтвердил я.
Хотя как-то привык я к более многолюдным издательствам… Но главное ведь – что издавать. Тут должно появиться самое лучшее!.. Поэтому Ефимов – здесь! И не отступится!
– Отлично! – воскликнул я.
Но какая ответственность у него… и прежде всего – перед своей жизнью! Из любимого города уехать, попасть здесь в долговую кабалу, чтобы… что? А вдруг не окупится, и великая литература тут не появится? Тогда – зачем? Но Ефимов из тех, кто возражений не признает – все будет как он решил. Восхищаюсь.
Вообще-то больше всего я хотел бы пивка, но, изучив обстановку, понял: долгое утро с медленным сладостным опохмелом, к какому мы привыкли у нас, здесь не проходит.
Вообще-то я приехал к ним, Ефимовым – обогнув половину земного шара! – к моим старым друзьям. Как мы любили друг друга, какие мы проводили сладостные вечера в Ленинграде вчетвером, вместе с моей женой Нонной – рассказывали что-то интересное, говорили дерзко, мечтали, были заодно… Все исчезло? Причем в стране, куда многие так стремились, думая, что как раз здесь «самое то»! Где «оно»? Теперь я сюда как бы занес прежнее пьяное, бестолковое прошлое… Нет! Ошибаются! Я четок и трезв. Я застегнул пуговицу на горле.
– Я готов!
Неизвестно, правда, к чему?.. Ко всему!
– Я, вообще-то, по делам собираюсь, – проскрипел друг.
– Я с тобой!
Игорь, тяжко вздохнув, натянул тяжелые «чоботы» (у нас в таких ходят в лес… Но в Америке, кажется, вообще одеваются небрежно)… Зато очень собранно живут: Игорь поглядывал на часы, Марина что-то торопливо допечатывала на компьютере, тоже поглядывая на часы-ходики (из их уютного, такого неторопливого питерского дома, но здесь она глядела на них с отчаянием, явно не успевая закончить работу к сроку).
После смерти Довлатова, узнал я от Беломлинских, она заняла его место на радиостанции «Свобода» и готовила очередную передачу. Да, Довлатова, ставшего «голосом и лицом» последней русской эмиграции, заменить будет нелегко.
Марина закончила наконец печатать и с облегчением откинулась:
– Фу! Успела. Посмотри!
Игорь не спеша просмотрел напечатанное, потом солидно, уверенно кивнул кудлатой своей головой:
– Отправляй!
И наконец-то открылась прежняя Марина – веселая, лихая, близкая.
– Наверное, он хочет пива? – улыбнулась она.
– Какое пиво! – сморщился Ефимов. – У нас сегодня тяжелый день! Тут за пивом вообще не бегают! – проговорил он неожиданно злобно. – Тут сразу же запасают на год… Банки две-три. – Он вдруг улыбнулся.
Я, по глупости, пока не представлял, из чего он сложится, «тяжелый день»? Откуда возьмется он, такой уж тяжелый, если я приехал сюда наслаждаться и отдыхать, общаться с любимыми друзьями? Но Ефимов с его мрачной серьезностью, обозначившейся еще на родине, здесь уж точно весь в серьезных делах… И «тяжелый день» удался!
– Может, он хочет кофе? – сказала Марина под тяжелым мужниным взглядом.
– Хочу! – произнес я и сел.
Ведь мы же друзья и любим друг друга! И я не допущу, чтоб это совсем улетучилось!.. Хотя лично я кофе не люблю. Но не до мелочей тут!