Искорка надежды сверкнула вдруг для Кейбла,
“Пинекса”, Фитча и всей табачной индустрии. Три присяжных только что отреклись
от вердикта. Еще один — и жюри отправят назад для продолжения дебатов. В
практике каждого судьи были случаи, когда уже после оглашения приговора, при
персональном опросе некоторые присяжные меняли свое мнение. Здесь, на виду у
зала, под пристальными взглядами адвокатов и их клиентов, приговор
воспринимался несколько иначе, чем за несколько минут до этого в спасительном
уединении комнаты присяжных.
Но хрупкая надежда на чудо была разрушена
Джерри и Пуделихой. Они оба признали вердикт.
— Итак, голоса разделились девять против трех,
— сказал Его честь. — Все остальное, кажется, в порядке. Вы хотите что-нибудь
сказать, мистер Pop?
Pop лишь покачал головой. Он не мог
благодарить жюри сейчас, хотя, будь его воля, перепрыгнул бы через барьер и
расцеловал их всех. Вместо этого он с самодовольным видом сидел на месте,
положив руку на плечо Селесты Вуд.
— Мистер Кейбл?
— Нет, сэр, — выдавил из себя Кейбл. О,
сколько бы он хотел сказать этим идиотам присяжным!
Тот факт, что Фитча не было теперь в зале,
очень обеспокоил Николаса. Это означало, что он где-то там, снаружи, ждет,
затаившись. Что успел узнать Фитч к настоящему моменту? Может быть, слишком
много? Николасу не терпелось покинуть зал и убраться к черту из этого города.
Харкин перешел к изъявлениям благодарности,
пересыпая их рассуждениями о патриотизме и гражданском долге, не забыв ни
одного словесного штампа. Он предупредил присяжных о недопустимости разглашения
подробностей обсуждения дела в комнате присяжных, пригрозил судебным
преследованием, если они хоть словом обмолвятся о том, что там происходило, и
отпустил в последний путь за вещами в ненавистный мотель.
Фитч наблюдал за происходящим из просмотрового
зала рядом со своим кабинетом. Он был там один, всех консультантов он выгнал
еще час назад и отправил обратно в Чикаго.
Конечно, можно было схватить Истера, они
подробно обсудили такую возможность со Свенсоном, которому Фитч все рассказал,
как только тот приехал. Но что это даст? Сказать он все равно ничего не скажет,
а им могут предъявить обвинение в похищении. Мало им без этого неприятностей?
Не хватало еще торчать в билоксийской тюрьме.
Они решили следить за Николасом в надежде, что
он приведет их к девице. Но здесь возникала другая проблема: что делать с девицей,
если они ее найдут? Заявить на Марли в полицию они не могут. Она великолепно
придумала: украсть грязные деньги. Что сможет Фитч написать для ФБР в своих
показаниях под присягой: что он дал десять миллионов, чтобы купить вердикт для
табачной компании, а у нее хватило ума и выдержки, чтобы его перехитрить? Не
желает ли кто-нибудь за это возбудить против нее уголовное дело?
Фитча обошли на всех поворотах.
Он смотрел на картинку, которую транслировала
скрытая камера Оливера Макэду. Вот присяжные встали, зашаркали ногами, и ложа
опустела.
Они последний раз собрались в комнате жюри,
чтобы забрать — кто книги, кто журналы, кто вязанье. Николас не был расположен
болтать. Он незаметно выскользнул за дверь, где Чак, с которым они уже
подружились, остановил его и сообщил, что шериф ждет на улице.
Не сказав ни слова ни Лу Дэлл, ни Уиллису, ни
одному из коллег, с которыми бок о бок провел последние четыре недели, Николас
поспешил за Чаком. Они нырнули в дверь черного хода и увидели, что за рулем
своего огромного коричневого “форда” их действительно ждет сам шериф.
— Судья сообщил, что вам нужна помощь, —
сказал он. не выходя из машины.
— Да. Отвезите меня на Сорок девятую северную
улицу, я покажу, куда именно. И постарайтесь, чтобы никто не сел нам на хвост.
— Ладно. А кто может сесть вам на хвост?
— Плохие люди.
Чак захлопнул переднюю пассажирскую дверцу, и
машина рванула с места. Николас бросил прощальный взгляд на освещенное окно
комнаты жюри, в котором заметил Милли в обнимку с Рикки Коулмен.
— А у вас разве нет вещей в мотеле?
— Бог с ними, потом заберу.
Шериф по радиотелефону приказал двум
полицейским машинам следовать за ним и следить, чтобы никто не увязался за его
автомобилем. Через двадцать минут, когда они миновали район порта, Николас стал
показывать дорогу: направо, налево, еще раз налево... Наконец шериф остановил
машину у теннисного корта, расположенного возле большого массива
многоквартирных жилых домов. Здесь Николас сказал, что они приехали, и вышел.
— Вы уверены, что вам больше не нужна помощь?
— спросил шериф.
— Совершенно. У меня здесь живут друзья.
Спасибо.
— Звоните, если что.
— Конечно.
Николас растворился в темноте. Из-за угла он
проследил, как отъехали патрульные машины. Еще некоторое время прятался за
бильярдной, откуда, оставаясь невидимым, мог просматривать дорогу и вход в дом.
Ничего подозрительного он не заметил.
Машина, на которой ему предстояло совершить
побег, была новенькой, Марли оставила ее здесь два дня назад. В окрестностях
Билокси, в разных местах, сейчас стояли еще две такие машины. За девяносто
минут он благополучно доехал до Хаттисберга, неотступно наблюдая за дорогой позади
себя.
Самолет ждал в аэропорту Хаттисберга. Николас
захлопнул дверцу, оставив ключи внутри машины, и не спеша направился к выходу
на летное поле.
* * *
Вскоре после полуночи он без задержки прошел
таможню и паспортный контроль в Джорджтауне с новенькими канадскими
документами. Других пассажиров в этот час не было, аэропорт оставался почти
пустым. Марли встретила его у стойки выдачи багажа, они горячо обнялись и
поцеловались.
— Ты слышала? — спросил он. Они вышли из
здания аэропорта на улицу, и густой влажный воздух сразу же стал обволакивать
их.
— Да, Си-эн-эн без конца крутит эту новость, —
ответила она. — Это самое большее, что ты смог? — Она рассмеялась, и они снова
поцеловались.
Она везла его в Джорджтаун по пустым
извилистым улицам, мимо современных банковских зданий, громоздившихся в районе
главного причала.
— Это наш, — сказала она, указывая на
“Швейцарский королевский кредит”.
— Очень мило, — ответил он.