Тобол. Мало избранных - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Иванов cтр.№ 141

— Митька! — заорал Емельян.

Свет едва проникал внутрь, в какую-то косую теснину среди бурых брёвен, обломанных сучьев и комьев земли, прошитых мертвенно-бледными верёвками. В теснине что-то сыпалось, оползало и жидко поблёскивало. Митька распластался на каких-то ненадёжных опорах, цеплялся за что-то и дёргался, лицо его от ужаса стало берестяным.

— Братцы! — в ужасе плаксиво позвал он. — Братцы!

— Держись, палку спустим! Кушак!.. Держись!..

— Братцы!..

Емельян и Лёшка ничего не успели спустить в яму. Митька провалился ещё глубже, переворачиваясь вверх ногами, и его утягивало куда-то в недра, под завал. Он колотился, с треском что-то ломал и глухо вопил. Служилые, свисавшие над ямой, в последний миг увидели, как в темноте что-то ползёт, обвивает Митьку, тащит его — и Митька скрылся неведомо где. Какая-то сила уволокла его, как хорь уволакивает в свой лаз ещё живую курицу.

Отец Варнава, который тоже видел всё это, истово крестился.

Пантила молча подхватил владыку под руку и повёл прочь.

На твёрдой земле они все отдышались и стёрли с рук гнилую слизь. За ёлками на солнце всё так же светлела лощина смертоносного ручья — то ли опалиха, то ли выскирь, то ли выморина. Ловчая яма нечисти. Над лощиной, хлопая крыльями, пролетела неясыть, будто уносила какую-то весть. «У! У! У!» — ухала она, и казалось, что она смеётся над людьми.

— Это как же, остяк? — ошеломлённо спросил Емельян у Пантилы.

Его ошеломление грозило перейти в бешенство.

— Остынь! — резко осадил его владыка. — Панфил тут при чём?

— Он нас сюда привёл!

— Не ищи виноватого! Сатана виноват!

— Упокой господи душу Митеньки… — бормотал потрясённый Герасим.

И ничего тут нельзя было изменить: Митька пропал, сгинул, его забрали демоны — ни отмолить его, ни отнять. И отряд Филофея пошёл дальше.

Солнце склонялось, и вокруг всё меркло; тайга погружалась в сумерки, словно в ересь. Деревья сливались в общую косматую толщу, пропитанную серым туманом. Освобождённые от света, языческие мороки выплывали из своих логовищ. Люди слышали просторный торопливый шёпот, протяжные вздохи, дальние отголоски беззвучного смеха — невинного, как у младенца. Пантила знал, что сейчас мир забывает о разнице между добром и злом, исчезают запреты, возможно всё, и нечисть, восставая, обретает силу. Надо искать убежище, укрытие. Человек только мнит себя хищником, равным волку, рыси или медведю, однако ночью он слаб и беззащитен: он должен спрятаться и сидеть совсем незаметно, подобно зайцу или бурундуку.

— Пора стан разбивать, — сказал Филофей. — Ночлег нужен.

— Ещё немного, — попросил Пантила. — На дорогу выйдем.

— На дорогу?

Пантила заметил, как рядом с владыкой шевелится маленькая ёлочка. Она точно встряхивалась, пробуждаясь. Емельян тоже заметил её. Пантила не успел возразить, как Емельян махнул саблей и снёс ёлочку.

— Не делай так! — гневно сказал ему Пантила.

— Отчего же? — ухмыльнулся Емельян. — Чертенят своих бережёшь?

— Лес и без того давно сердит! Зачем ещё злишь?

— На что он сердит? — робко спросил отец Варнава.

— На русскую дорогу и сердит!

Эту дорогу проложили вскоре после похода Ермака. Тогда главными соперниками русских в Сибири были вовсе не татары. Татары-то радовались изгнанию чужака Кучума, а немногие недовольные бежали за Кучу-мом в степь. Но с русскими храбро воевали вогулы, в те времена ещё могучие и непокорные. У них были крепкие княжества на Пелыме и на Конде — такие же дерзкие, как на Оби остяцкая Кода или селькупская Пегая Орда. Русские разгромили селькупов, и Кода решила пойти на службу к победителям; вместе с казаками ко-дичи сражались против вогулов. Главной русской крепостью стал Пелымский острог, и главная русская дорога протянулась по лесам от Верхотурья до Пелыма, а потом до Тюмени. Казаки и кодичи истребили вогульских князей, умыли кровью боры-верещатники. Ортюгана, последнего князя Конды, тоже извели. Князем стал Евплой, прадед Нахрача. Держать войско в усмирённой рамени больше не имело смысла, и почти всех казаков перевели из Пелыма в Берёзов, Сургут, Обдорск и Нарым. Городок Пелым превратился в деревню с несоразмерно большой крепостью. А дорогу в тайге забросили. Новый сибирский тракт пролёг от Верхотурья до Тюмени по реке Туре через Туринский острог и Туринскую слободу. Целое столетие тайга зализывала проран от первой русской дороги: речки подмывали устои мостов, болота поглощали брёвна гатей, леторосль упорно взламывала колеи, застеленные кедровыми плахами. Но рубец от тракта был виден и ныне. И таёжные демоны, растревоженные вторжением, до сих пор не успокоились.

Пантила продирался в полутьме через тайгу и думал о своих предках-кодичах, которые век назад сражались в этих дебрях с вогуличами, предками Нахрача. Виной тому были русские. Чем они отличались от жителей леса? Умом? Нет. Отвагой? Нет. Жестокостью? Тоже нет. Они отличались тем, что ели хлеб, который сами и выращивали. А люди леса ели то, что давал лес. Растить хлеб русским помогал Христос, а добывать зверя в тайге остякам и вогулам помогали демоны. Хлеб — вот основа русской веры. Он, Пантила, когда крестился, ел хлеб — тело Христа. Пока жители тайги не начнут есть свой хлеб, они не откажутся от богов, демонов и капищ. А Нахрач не позволяет своим людям подумать о хлебе, потому что укрощённые им демоны подгоняют вогулам добычу. Нахрача тешит власть, ему нет дела до богов. И потому не надо убивать богов, которые живут так, как должны, и не умеют иначе. Надо порвать связь людей с богами тайги.

Нахрач — тот кол, которым его народ прибит к своему злосчастию. Надо выкорчевать кол. Люди тайги и боги тайги разойдутся по разным путям, и все останутся живы. А для чего ещё всемогущий и добрый Христос призвал его, кодского князя Пантилу? Чтобы спасти не только людей леса, но и богов леса, которые не понимают, кому служат, и не ведают, что творят! Только так он, Пантила, сможет примирить зов крови и зов правды.

…Последние телеги прокатились по старому тракту лет тридцать назад. Заброшенная дорога заросла берёзами, осинами и рябиной — беспородный мусорный лес всегда первым занимал все вырубки и гари. В обесцвеченной ночной мгле деревья стояли как призраки. На обочине высился ветхий и покосившийся голбец — крест с кровлей. Может, когда-то здесь похоронили умершего купца, а может, крест поставили в благодарность за избавление от разных напастей на трудном пути. На кровле креста чернел мох.

— Сроду так могиле не радовался, — усмехнулся Емельян, сбрасывая с плеча мешок с поклажей.

И тотчас голбец с тихим скрипучим стоном повалился набок, словно исполнил своё дело до конца и испустил дух.

Вытоптав полянку, Лёшка и Емельян развели костёр, Пантила принёс в котелке воды из лужи, отец Варнава и дьяк Герасим насобирали валежника. Огонь приободрил. Владыка сидел на коряге и молча глядел на угли.