— Кто-то идет, — неожиданно проговорил Юлька. Нервы у него все время были как струнки.
Я прислушался. В самом деле, кто-то неторопливо шел среди деревьев.
Юлька затравленно глянул на меня. Я кивнул ему: «Давай за мной», и мы, не поднимаясь из травы, уползли за деревья. Залегли.
Шаги опять приблизились. Тогда мы, пригибаясь, побежали в глубину леса. Я боялся не только за себя и Юльку. Не хотелось мне, чтобы кто-нибудь увидел гнездо Птицы.
Высокая трава, заросли и лианы мешали нам, а тот человек шагал, будто по ровной дороге, и все приближался. И наконец мы услышали голос:
— Не убегайте и не бойтесь. Я никому не причиняю зла.
Я узнал этот голос. И остановился. Выпрямился. Взял в ладонь рукоять кинжала.
— Юлька, это Отшельник.
Отшельник подошел — спокойный, неторопливый, в своем сером балахоне, подпоясанном травяной веревкой.
— Мир вам в этом лесу...
— В лесу, конечно, мир... — насмешливо сказал я.
Он узнал меня, но не удивился. И ничего не изменилось в его бледно-голубых глазах.
— Ты жив, — проговорил он. — Это хорошо. У тебя счастливая судьба.
— Жив, — откликнулся я. — А как вы живете, Отшельник? Нашли Главную и Вечную Истину?
Он качнул головой:
— Не нашел. И наверно, не найду: жизнь коротка. Я теперь думаю иногда о других вещах...
— О каких? О совести? Вы знаете, что такое совесть, Отшельник? — проговорил я, сдерживая злость.
Он вопросительно смотрел на меня и, кажется, немного забеспокоился.
— Совесть — это такое чувство, — объяснил я. — Ну, например, если ты приютил в своем доме человека, а потом выдал его врагам, от этого делается плохо. Не спится. Мысли разные... Не было с вами такого?
Он посмотрел себе под ноги, глянул на Юльку, потеребил травяной жгут на поясе. После этого опять поднял на меня водянистые глаза.
— Ты напрасно осуждаешь меня. Совесть неспокойна у тех, кто творит зло. А я не делаю ни зла, ни добра. Пусть люди живут как хотят, я им не мешаю.
— Не мешаешь?! — взорвался я. — А зачем показал не ту дорогу?!
Он вздохнул:
— Как же не ту? Другой дороги просто не было.
— Была! Назад, в обход города, к бастионам!
— Но зачем идти назад, если шел вперед? Нельзя убегать от судьбы. Это нарушит законный ход событий. А когда нарушаешь этот ход, найти Истину еще труднее...
— Врешь ты все, — сказал я. — Ты просто боялся, что придут слуги Ящера и возьмут за шиворот: «Почему не выдал беглеца?»
Он кивнул:
— Да, ты прав. Это помешало бы мне искать Истину. А Главная и Вечная Истина гораздо важнее жизни одного человека.
«Вот скотина», — подумал я и сказал:
— Уходи. Ты предатель.
— Ну и что? — возразил Отшельник. — Еще неизвестно, плохо это или хорошо. Рядом с тобой стоит твой друг, он тоже предатель, но ты не гонишь его...
Я плечом ощутил, как Юлька покачнулся. Будто в него камнем попали. И я заорал на Отшельника:
— Сравнил! Ты!.. Тебя бы в такое дело пихнуть! Молчи лучше! Уходи! И попробуй еще раз выдать нас!
Отшельник слегка отпрянул, но лицо его не изменилось.
— Я не собираюсь вас выдавать. Зачем? Да вы и не спрашиваете дороги, сами идете... Прощайте...
Он обошел нас и стал уходить, не оглядываясь. Трава и заросли будто сами расступались перед ним.
Меня опять взяли злость и обида.
— Не найдешь ты Истину, Отшельник! — громко сказал я ему в спину.
Он не оглянулся. Тогда я крикнул:
— А хочешь, я тебе ее скажу?! Хочешь?
Отшельник остановился. Обернулся.
— Надо быть человеком — вот и вся Истина, — сказал я. — Понимаешь? Че-ло-ве-ком! А ты червяк! Сидишь в своей норе, и на всех тебе наплевать... Ну и сиди, пока не сдохнешь!
Я взял Юльку за руку, и мы пошли. Долго шли, потому что успели убежать далеко, когда перепугались шагов.
У дерева с гнездом нас дожидалась Птица.
Мы мчались в потоке теплого зюйд-веста, но не замечали его: Птица летела быстрее ветра. Встречный воздух трепал наши волосы и упруго отталкивал нас вместе с доской и веревками. Мы сидели как на качелях, которые сделали взмах назад и не могут опуститься.
Лес кончился, и внизу распахнулось пространство ярко-синей воды. Но это еще не было открытое море —- вдали виднелся высокий берег. Птица несла нас над заливом.
Волны с белыми барашками с высоты казались неподвижными. Среди этих замерших волн я увидел черную лодку и разглядел в ней двух человек. Один греб, а другой сидел на носу и держал не то палку, не то короткое весло.
Сквозь шум встречного воздуха я услышал Юлькин вскрик:
— Женя, берегись!
Чего беречься? Я не понял. А человек на носу лодки поднял палку, и над ней появился маленький белый дым. Ах вот что! Напрасно стараетесь, голубчики! Разве можно прицелиться с прыгающей лодки по стремительной птице? Вот мы и пронеслись, а вы болтайтесь там среди волн.
Над лодкой опять вспыхнул дымок. Что-то сильно щелкнуло по доске. Между Юлькой и мной в дереве появилось круглое отверстие, края у него ощетинились щепками. Я невольно поджал ноги, будто это могло спасти от пуль. Посмотрел на Юльку. У него глаза были громадные от страха (да и у меня, наверно, такие же). Мы разом оглянулись на лодку. Но она уже скрылась за гребнями.
— Пронесло, — сказал я. Юлька облегченно улыбнулся и кивнул.
В это время большая теплая капля ударила меня по колену. Я вздрогнул: на колене будто раздавили красную ягоду. Еще одна капля шлепнулась на доску рядом с пробоиной.
— Они ранили Птицу! — отчаянно крикнул Юлька.
Я поднял глаза. На голубых блестящих перьях я заметил черную точку. С нее срывались и летели в нас тяжелые шарики крови.
Нас тряхнуло. Мчались мы с прежней скоростью, но полет стал неровным. Раньше крылья Птицы были распластаны почти неподвижно, а теперь она беспорядочно взмахивала ими, стараясь удержать высоту.
Но высота быстро уменьшалась.
— Она упадет! — громко сказал Юлька.
Я умоляюще зашептал:
— Птица, миленькая, лети. Лети до берега...
Птица летела. Ее длинная шея стала прямой, как копье, нацеленное на ближайший мыс. Земля была уже недалеко. Но волны были гораздо ближе. Я видел белые гребешки как с высоты третьего этажа...
— Она не дотянет! — крикнул Юлька.
— Может, дотянет! — откликнулся я. А что еще я мог ответить?