Под созвездием Ориона - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 90

Мне представлялось, как через какое-то (понятно, что довольно долгое) время я получу ответ. И вдруг там кроме обычных фраз с благодарностью за присланную книжку я прочитаю несколько слов одобрения? Вдруг, в самом деле? Ведь, если верить читателям, не такая уж слабая вещь. Еще до книжки, когда повесть напечатали в «Пионере», пошли читательские отзывы — очень даже неплохие. А ребячий театр в одном московском интернате тут же поставил по «Той стороне, где ветер» спектакль и объявил автора своим школьным лауреатом…

Ободряя себя такими мыслями, я написал письмо. Отыскал в Справочнике Союза писателей московский адрес Паустовского. Тщательно запаковал книгу и конверт в хрустящую оберточную бумагу. И… не пошел на почту. Не решился.

Теперь думаю, что правильно сделал.

Через много лет, читая письма Паустовского, я поймал себя на том, что все чаще как бы пускаю по параллельным путям две жизни — его и свою. Где был он , когда я, тюменский пацаненок, пошел в первый класс… Какую книгу он писал, когда я понес в редакцию газеты «Тюменский комсомолец» свои первые стихи… Что делал, с кем разговаривал он, когда мы, студенты, в пятьдесят восьмом году, обсуждали судьбу Пастернака и сквозь зубы ругали власти (кстати, я в ту пору Пастернака знал очень слабо, но помнил, что его строчки Паустовский взял эпиграфом к своему «Черному морю»: «Приедается всё, лишь тебе не дано примелькаться…» Этого было достаточно, чтобы понять, какой поэт Борис Пастернак)… Ну, и так далее. Возможно, кому-то такая игра (а впрочем, и не игра вовсе) покажется странной и даже нескромной. Но, во-первых, это получалось само собой, а во-вторых, я никому никогда про такое свое занятие не рассказывал. Я просто как бы жил рядом с человеком, который многому научил меня в писательском деле и в жизни.

И вот я узнал в конце концов, что осенью шестьдесят пятого года Паустовскому было явно не до писем и бандеролей. Старый, усталый, измученный астмой, он делил свое время между заграничными поездками и больницами.

Ну, больницы — дело неизбежное. А как у него хватало сил для поездок? Значит, неуемная жажда жизни, желание видеть мир были сильнее утомления, сильнее тяжких хворей…

Я читаю письма и путевые очерки Паустовского и вижу его на площадях Рима, на фантастических улицах болгарского Созопола, на набережных Сены. Вижу и сами эти площади, улицы, набережные, поскольку описания мастера (даже в коротеньком письме) выпуклы и красочны, как стереокино… Вижу, например, как он, склонившись над низкими прилавками седых молчаливых букинистов, листает забытые книги о путешествиях и осторожно берет за шелестящие края старинные карты. Те карты, что рисовали безвестные французские лейтенанты, в середине девятнадцатого века проникавшие в глухие джунгли Африки; те карты, на которых в Южном океане еще нет Антарктиды, а Сибирь называется «Тартария»; те, что составляли штурманы давних экспедиций, впервые достигших неведомого берега…

Паустовский не раз писал о своей привязанности к географическим картам. В самом деле, без этой любви не было бы «Кара-Бугаза», «Мещерской стороны», «Черного моря».

Мне нравится перечитывать у Константина Георгиевича описания старинных карт, которые он видел у букинистов. Вот одно из них.

«Дряхлые географические карты с видами на полях безлюдных поселений Южной Америки и Африки, где улицы заросли могучими агавами, с ландшафтами знаменитых водопадов и поднебесных гор лежали на прилавке рядом со старыми картами, отпечатанными в Англии. Они были выгравированы очень чисто и тонко, а на одной из них — тоже на полях были рисунки прославленных английских кораблей, таких, как «Бигль» и «Белерофонт».

Представляю, как билось сердце писателя-путешественника и какое горькое сожаление он испытывал от того, что нет франков для покупки этих сокровищ.

Впрочем, описание, которое я здесь привел, сделано еще до той поры, когда я хотел послать Паустовскому книгу. Оно из очерка «Мимолетный Париж», о поездке в 1957 году. А я в ту пору — что?.. Да, я рисовал свою карту. В общей тетради с красными корочками. Разлиновка клетчатого листа напоминала градусную сетку в меркаторской проекции. Тонко отточенным карандашом, сидя под стеной одинокой степной мазанки, я выводил контуры фантастического полуострова, на котором располагалась Страна Синей Чайки. Тогда, осенью пятьдесят седьмого года, я был со студенческим отрядом на целине, в Хакасии, и в редких перерывах среди работы, а то и по ночам писал повесть о сказочной стране. А для повести необходима была карта — с городами и горами, с заливами и островами…

Карта получалась лучше чем повесть. Навыков в картографии меня было больше, чем в литературе. Фантастические карты я любил рисовать еще в дошкольные годы. Мне приятно думать сейчас, что маленький Костик Паустовский, почти за полвека до меня, в своем заросшем старыми каштанами Киеве любил заниматься тем же…

Впрочем, игры с географическими картами во все времена были любимым делом для мальчишек. По крайней мере для тех, кто мечтал о дальних странах и путешествиях. В прежние времена таких ребят было много. Да и сейчас еще встречаются, как ни странно. До сих пор не все хотят быть директорами всяких ООО, маклерами, дилерами, дистрибьюторами и… тьфу, язык сломаешь.

У меня есть очень старая, изданная в 1785 году, книжка, я купил ее когда-то в московской букинистической лавке. Это собранные воедино, под твердым переплетом, тетрадки первого российского журнала для детей — «Детское чтение для сердца и разума». Печатал его в Москве известный просветитель Николай Новиков. Тот самый, который был издателем знаменитого «Трутня» (за что и потерпел от матушки-императрицы).

Книжка пухлая, но небольшого формата, в потрескавшихся кожаных корочках. На первом, свободном от текста листе надпись порыжевшими чернилами: «Сiя Книга Принадлежитъ Ивану Панаеву». Уж не тому ли знаменитому сподвижнику Некрасова? Конечно, имя и фамилия не редкие, да много ли было в позапрошлые века Иванов Панаевых, которых интересовали такие книги?

Если отвлечься от стилистической манерности той эпохи, то читать этот журнал поза-позапрошлого века интересно до сих пор. А для педагогов, мне кажется, даже и полезно. Есть вещи, которые не стареют с веками.

В нескольких номерах напечатана переписка отца с сыном — избалованным дворянским отпрыском лет десяти-двенадцати. Отец (весьма неглупый мужчина) отправил сына из столицы в деревню к своему брату, чтобы дитя, проведя месяц у дядюшки, познало жизнь, близкую к земле и природе. Дитя, избалованное петербургским бытом и подобострастными слугами, познавать такую жизнь сперва не хотело. Потом-то (в соответствии с задачей нравоучительного редактора) оно осознало пользу и преимущества сельского бытия, но в первых письмах его — сплошные вопли и жалобы. В частности — ядовитый рассказ, что его двоюродным братьям даже неизвестно такое светское развлечение, как игра в карты.

«Вчера спросил я у Петра: «Братец, нет ли у тебя карт?» — «Есть, отвечал он, какие тебе угодно. Пойдем со мною».

Но представьте себе, может ли что-нибудь быть досаднее? Пришедши в ту комнату, где надеялся я найти карты, брат мой подал мне несколько ландкарт.