— Нет, я представляю… — Винька и правда как бы увидел повисшую в пространстве колючую фигуру с блестящими треугольными гранями и с шестигранным донышком (будто каменная плитка на полу в фойе кинотеатра “Победа”). Подошел по воздуху к пирамиде Глебка, тронул пальцем острую вершину, сунул палец в рот — уколол, наверно. Покачал головой, но без осуждения, с улыбкой. И пропал…
— Я понимаю, — повторил Винька. — Только не понимаю, сколько дней надо без вранья…
— Я тоже сперва не понимал. А потом просчитал. У пирамиды семь точек. Их-то и надо умножить на последнюю тройку. Получается двадцать один день. Это сколько хозяин одежды должен перед этим не врать.
— Ни один нормальный человек столько не сможет, — с унылой уверенностью сообщил Винька. — Чтобы за три недели не соврать ни разу!
— Но ведь не всякое вранье здесь считается! Если например, тебя спрашивают “как живешь”, а ты говоришь “спасибо, хорошо”, а на самом деле тебе фигово, это ведь не ложь, а так… вежливость. Или кавалер барышне говорит “вы сегодня прекрасно выглядите”, хотя она мымра… это ведь тоже…
— Это комплимент!
— Ну да… А вот если ты у мамаши спер деньжат на кино и говоришь “не брал”…
— Никогда я ничего не спирал! — возмутился Винька.
— Или когда тебя спрашивают “как дела в школе”, а у тебя “пара” за диктант, а ты — “все нормально”…
— Сейчас давно уже каникулы, — слегка покраснев, напомнил Винька.
Он быстро перебрал в голове все дни прошедших трех недель. Да, по мелочам врать случалось. “Винька, ты опять зубы не чистил?” — “Да ничего подобного! Я их так скреб, что чуть щетка не сломалась!” Но большой бессовестной лжи не было, это он помнил точно.
И Винька обрадовался. И за себя и, главным образом, за Ферапонта.
2
Днем Винька побывал в отремонтированной квартире. Полы уже высохли (желтые, блестящие1), но мебель не была еще расставлена. Винька сквозь завалы стульев и узлов добрался до сундука с одеждой. Покопался и нашел что надо.
Это была мятая сатиновая матроска — когда-то синяя, а нынче белесая от многих стирок. А еще — серые, из похожей на мешковину ткани штаны, которые застегивались на щиколотках, у ботинок. Винька в первом классе ходил в них в школу осенью и зимой. Жарковато в них будет Ферапонту, но зато длинные, хотя в то же время вполне детские. Винька догадывался, что двадцатилетнему Ферапонту они придутся по душе больше, чем те, которые когда-то прилагались к матроске.
Ферапонт одобрил Винькин подарок. Переоделся в блиндаже, повертелся, оглядывая себя.
— В самый раз, по размеру. Если кто к роже не приглядится, не отличит от пацана… Теперь бы на три дня смотаться куда-нибудь от Рудольфа, чтоб не приставал. Ты не знаешь про какую-нибудь… подпольную квартиру?
— Попробую узнать…
Во второй половине дня Винька собрал на дворе Эдьки Ширяева приятелей с Зеленой Площадки. Откровенно изложил им историю Ферапонта.
Отнеслись с пониманием. Тем более, что дело пахло приключениями.
Только Груздик плюнул сквозь дырку от выпавшего зуба.
— Бабушкины сказки.
Груздику объяснили, по какому месту он получит, если не перестанет “скрести на свой хребет”. Про Ферапонта кое-кто уже знал, были на аттракционе “Человек-невидимка”.
Очкарик и скрипач Владик Гурченко сказал:
— Мама совершенно не будет возражать, если Ферапонт несколько раз переночует у нас.
— Мама грохнется в обморок, — предсказал Эдька.
— Ну, тогда можно оборудовать убежище под нашей верандой. Мама про это место не знает, я сам иногда укрываюсь там от занятий музыкой.
Этот вариант приняли. Потом Винька привел и представил Ферапонта.
Ферапонт очень смущался. Он, артист, привыкший выступать перед сотнями зрителей, тут вдруг обмяк и даже начал заикаться.
Груздик снисходительно ободрил гостя.
— Да ты не боись, тута все свои. Живи как мы.
И… Ферапонт заулыбался. И попросил, чтобы его звали Федей.
Был разработан план трех дней. За этот срок Ферапонт должен был совершить шесть подвигов (три добрых и три — наоборот), которые изменят его дальнейшую жизнь.
Первое хорошее дело — пусть забьет гол в матче-реванше со “смоленскими”.
— А если не получится? — засомневался Федя. — Я уже лет десять не играл. Да и раньше-то кое-как…
— Мы создадим тебе условия, — пообещал Владик Гурченко (интеллигент и музыкант, в футбол он играл тем не менее весьма прилично). — Прорвемся и сделаем тебе пас. Только не лезь в офсайд…
Второй добрый поступок — пускай Ферапонт рано поутру проберется на двор к старой домовладелице Климовне и, как целая тимуровская команда, сложит ее разваленную поленницу. Складывать все равно пришлось бы: бабка была ветхая, а дрова развалили ребята, когда оравой пронеслись через двор во время игры в мушкетеров и гвардейцев из кино “Железная маска”.
Третье дело Ферапонт предложил сам: в каком-нибудь сарае или на сеновале он даст представление для юных жителей Зеленой Площадки — тех, кто сейчас собрался здесь.
— Только без посторонних, ладно? А то Рудольф проведает да нагрянет…
Со скверными делами, как всегда, оказалось проще. Первое — подбросить в огород вредного семейства Колуяновых пластмассовую дымовуху. Пожарного риска от нее нет, а вонь будет на весь участок.
Второе — на чьем-нибудь дворе, где сохнет белье, завязать тугими узлами рукава выстиранных рубашек.
— А третье получится само собой, — вздохнул Ферапонт. — Я сорву выступление Рудольфа. Сегодня он не работает, потому что на рынке выходной. Завтра тоже не работает, в балагане выступает какая-то самодеятельность. А послезавтра будет крик — куда я девался. Ну, совсем-то аттракцион не провалится, там есть запасной вариант, без меня. Но будет жидко, могут освистать… Ладно, зато уж правда худое дело…
— А сегодняшний день считается? — озабоченно спросил Груздик.
— Конечно! До вечера можно успеть еще много!
3
Вечером артист “Федя” на пустом сеновале Шурилехов дал представление для избранного круга.
В раскрытый квадратный лаз и щели светило золотистое вечернее солнце, и в этих лучах Ферапонт жонглировал мячиками и палками, кувыркался, делал стойки и показывал фокусы с картами, которые принес с собой. Но самое лучшее — это была чечетка. Ферапонт отбивал разные ритмы, наверно, полчаса, а зрители продолжали кричать “еще!”
Специально для чечетки Ферапонт попросил Виньку принести лаковые башмачки. А вообще-то он ходил сейчас в дырявых сандалиях, которые дал ему на время Груздик.
В тот же вечер Ферапонт успешно запустил вонючую дымовуху в чужой огород. Крик был на весь квартал, взрослые обзывали ребят шпаной и бандитами, но не пойман — не вор.