Минут десять стоит Виталька, притихший и придавленный этими опасениями. Потом приходят успокоительные мысли. Ну, какой же он шпион? Зачем бы он тогда к Воронцову приходил? Значит, и Воронцов шпион? Ерунда какая! Воронцов на фронте воевал, у него две медали есть и орден, Машка показывала. И для чего шпиону или грабителю Виталька? Секретных сведений он все равно не знает, и украсть у него тоже нечего.
Да и не похож Борис на плохого человека…
Виталька снова смотрит через плечо. На часах четверть десятого. За окнами вечерний синеватый свет. Наверно, уже выползает из-за крыш, из-за заборов и берез желтая половинка Луны…
Семнадцать минут десятого.
Витальке становится грустно и одиноко. Он поворачивается и прислоняется к стене.
Входит мама в своем красивом синем платье. Смотрит на Витальку.
— Интересно, зачем ты стенку спиной обтираешь.
Он глядит на маму печально и требовательно.
— Потому что я устал, — говорит он тихо. — Потому что ноги у меня все-таки не железные, чтобы столько времени стоять на одном месте…
Несколько секунд они молча и понимающе смотрят друг другу в глаза.
Мама вздыхает и говорит:
— Выметайся…
6
Вниз по лестнице Виталька помчался со скоростью мотогонщика, и от этого получился такой грохот, словно рассыпался штабель кирпича.
Хлопнула позади дверь, и что-то прокричала вслед разгневанная Полина Львовна.
Во дворе Виталька на несколько секунд остановился. Он прикидывал, какой путь быстрее: в обход дома или через забор?
Над головой медленно проплыло ведро, из-за гаражей раздались железные удары, а потом злорадный смех Олика и Мухи. Но Витальке было не до войны. Небо уже стало сиреневым, дома потемнели, и кое-где зажигались окошки.
Виталька бросился к забору.
Потом он с разбега махнул через траншею и понесся к скверу.
Вечер был не жаркий, но асфальт еще не остыл после горячего дня. Теплый воздух, над тротуаром, обдувал ноги, а свежий и прохладный лохматил волосы и надувал рубашку. Вот и летел Виталька в завихрениях воздушных струй (скорей, скорей!) и видел краешком глаза, как за ним летит, мелькая в промежутках среди домов желтый полукруглый месяц.
У самого сквера Виталька перешел на шаг. Замедлил шаги. Темные тополя словно сказали ему: «Тихо. Здесь не топают и не шумят».
В сквере пахло остывающим песком дорожек и почему-то одуванчиками. Виталька раздвинул плечом жесткие ветки акаций и сразу увидел Бориса.
Борис сидел на той же скамейке, что и днем. Он закинул ногу на ногу и низко опустил голову, словно что-то рассматривал на колене. Рядом лежал длинный брезентовый футляр.
Здороваться, наверно, не следовало: они виделись сегодня. Виталька шагнул к скамье и неловко проговорил:
— Вот… я пришел…
Борис вскинул голову и поднялся навстречу. Прямой, высокий, в наброшенной на плечо куртке. И Витальке показалось, что на боку у него висит невидимая шпага.
— Сэр, — серьезно сказал Борис, — ваши часы отстают на семь минут
Виталька почувствовал, что все будет хорошо.
— Часы идут правильно. Просто меня дома засадили. Еле вырвался.
— За что на тебя пала немилость?
— Да так…
— А все-таки?
— За драку, — небрежно сказал Виталька. — Отлупил трех девчонок.
— Гм… — сказал Борис. — Ну, ладно. Приступим к наблюдениям, а?
— Приступим! — весело согласился Виталька. Его захватывало радостное возбуждение. Такое же, как во сне, когда Виталька мчался за теплоходом и знал, что на этот раз успеет.
Борис достал из футляра трубу. Она оказалась большая, гладкая, широкая с одного конца и узкая с другого. К узкому была привинчена половинка бинокля.
Сбоку Борис прикрутил к трубе винтовой зажим и стал укреплять телескоп на спинке скамьи.
— Отличное место мы выбрали, — заметил он.
Луна висела в самом центре просвета среди тополей.
Спинка у скамейки была низкая, и чтобы заглянуть в окуляр, Борису пришлось сесть на корточки. Телескоп медленно повернулся, нащупывая Луну большим стеклянным глазом. Борис повернул кольцо окуляра, установил резкость.
— Хороша красавица, — сказал он наконец.
— Плохо только, что не круглая, — отозвался Виталька.
— Наоборот. Когда полнолуние, ничего не разглядеть, все светом наглухо залито. А сейчас солнце сбоку и весь рельеф высвечивает… Смотри.
Виталька медленно сказал:
— Я сейчас…
Он не хотел торопиться. Все было таинственно и празднично. Глухо доносились с улицы голоса, горели над головой три первые звезды, бесшумно качались темные плоские листья. Как флажки. И почему-то показалось, что в густых кронах тополей спрятаны цветные фонарики, которые в любую минуту могут зажечься. Лунная половинка отразилась в выпуклом объективе, и это отражение было похоже на золотое волшебное семечко. Что из него вырастет?
— Сейчас повторил Виталька и глубоко вздохнул. Они впитывал в себя необычность этого вечера. Не случилось ничего особенного, но Витальке стало казаться, что ожидаются приключения.
Наконец он обошел скамейку и остановился рядом с Борисом.
— Не задевай руками, а то собьешь наводку, предупредил Борис и уступил место.
Смотреть согнувшись было неудобно. Виталька опустился коленями в подсохшую колючую траву. Потом приблизил глаз к окуляру.
Он тут же качнулся назад! Показалось, что весь космос движется ему навстречу!
— Что? — спросил Борис. Виталька мотнул головой и снова осторожно подвинулся к телескопу.
В сиреневом пространстве повисло колоссальное лунное полушарие. Розовато-желтое, усыпанное каменистыми кольцами. До ужаса близкое и нестерпимо таинственное. Даже вздохнуть было страшно.
Здесь логично было бы поставить окончательную точку, раз уж дальше ничего связного не написалось. Но тогда будет непонятно, почему именно не написалось.
Дальше было запланировано многое — вторая, третья части. О том, как подружились четвероклассник Виталька и аспирант сельскохозяйственного института Борис. Как осенью они ждали семи часов вечера, когда всходил яркий Юпитер и можно было разглядывать в трубу его желтый шарик и повисшие по сторонам спутники…
Не всегда все гладко было в жизни у двух друзей. Например, сохранились две такие странички.
У Бориса опять было плохое настроение. К плохому настроению добавилась простуда. Когда Виталька вошел, Борис лежал на диване и гулко кашлял. Гитара на стене отзывалась негромким гуденьем.