Мы мчались в лучах располневшей луны,
В ее фосфорическом свете.
И было не страшно совсем — хоть бы хны!
И уши трепал встречный ветер!
Кричали и пели в полете том мы,
И кто-то от радости ахал,
И с завистью вслед голосила из тьмы
Неспящая птица уаха…
Критик Марионелла Ромашкина на той же странице отмечала в своих заметках, что баллада свидетельствует о растущем поэтическом мастерстве Геннадия Репьёва и даже «выводит это мастерство на новый уровень». Так оно или нет, критику виднее, но надо сказать, что ощущения и настроения всех, кто летал тогда, Генка выразил точно.
Ига в конце концов так увлекся ролью пилота и ощущал такое бесстрашие, что даже подумал: не выписать ли в небе мертвую петлю? Но хватило ума не рисковать…
Наконец спохватились, что пора возвращаться к скважине. Жора-то и Казимир, наверно, ждут и волнуются. Возможно, что и кним ждет…
Они в самом деле ждали. И обрадовались. Гусь прогоготал, что сперва пробовал угнаться за ступой, но где там!
Кним сказал:
— Я счастлив, что у вас все прекрасно получилось. Только советую выспаться, прежде чем отправитесь в полет к городу. А о лодке не тревожьтесь, доставим…
— Может быть, вас опустить домой на веревке? — любезно предложил Лапоть.
— Нет-нет, не беспокойтесь, там есть ступеньки. Вниз — это не трудно… Если не возражаете, я провожу вас до палатки.
Никто не возражал. К берегу слетели на ступе, а книма Жора посадил на плечо. Кним на невидимом Жоре поплыл над кустами, как по воздуху. Казимир Гансович летел рядом и шумно одобрял все происходящее.
На берегу снова разожгли костер, согрели чай, угостили книма. Поболтали еще. Жора признался, что на острове у него есть приятельница. Или приятельницы — как хотите.
— Потому что их две. Это куриные ноги, большущие. Остались от бабы-яговой избушки, когда она развалилась от старости. Гуляют теперь сами по себе. Я их часто навещаю, у нас в жизни много одинакового. В том смысле, что я ведь тоже, можно сказать, одни ноги… Только сегодня мы не встречались. Наверно, они бродят в Плавнях…
Кним (кстати, его звали Нырялло) стал прощаться.
— Нет, нет не провожайте меня. Я отлично вижу в темноте, не хуже кота…
— Можно, я вас все-таки провожу? — попросил Ига. — Самую капельку…
— Ну, если капельку…
Они прошли до опушки, и тогда Ига заговорил о том, что его почти все время тревожило:
— Скажите, пожалуйста, господин Нырялло… Я однажды был в городе под земляным куполом и там видел очень похожего на вас книма, только не в шапочке, а в шляпе. Он сидел в окне с песочными часами… Это были не вы?
— Нет-нет, что вы! Я там не бывал. Правда слышал, но… А чем вас заинтересовал тот напомнивший мою особу кним?
—.Он сказал тогда… я не совсем понял…
— Что же именно он сказал? Может быть, я смогу помочь вам… в силу своей ограниченной эрудиции?
— Он сказал… что я должен нащупать свою нить. И совместить с каким-то Меридианом…
— О! Я, кажется, улавливаю мысль коллеги… Возможно, он имел ввиду линию вашей жизни. Или какой-то важной в этой жизни задачи. Или что-то еще в этом роде… Да… А меридиан… видите ли, это достаточно размытое понятие. Иногда оно означает что-то одно, потом что-то другое. Но думаю, что в данном случае имелось ввиду направление, которое соответствует установлению во вселенной всеобщей гармонии. Задача, конечно, весьма обширная… Простите, вы меня, наверно, не понимаете…
— Понимаю, — соврал Ига. — А вот еще… Эти места, в которые я в тот раз попал, были какие-то… интересные, даже знакомые иногда, но запутанные. Будто кто-то там все нарочно перемешал… А кним сказал: не надо строить, пока я… ну, это самое, про нить и Меридиан… А я дома делал Конструкцию. Вроде игрушки из трубок, такая фантазия. Интересно было, вот и делал. А потом стало казаться, будто напутал в ней… и там напуталось… Так же не бывает!
— Как знать, как знать! Бывает, что созданная маленькая конструкция что-то меняет в большом мире. Если между ними вдруг возникает резонанс…
— Но я не видел этого… резонанса. И не хотел…
— Есть простой способ. Рядом с такими конструкциями полезно вешать маятник. Если он качается сам собой, значит, все в порядке…
— Я подвешивал! И он качался!.. Правда, не всегда…
— Тот-то и оно, что не всегда… Мальчикам лучше не устраивать такие эксперименты. Но… мальчиков ведь не остановить. По крайней мере, если будете рисковать снова, следите за маятником…
Ига понял, что у книма Ныряллы нет охоты беседовать дальше.
— Спасибо. До свиданья…
— Всего вам самого доброго! — И кним исчез в зарослях.
А Ига побрел обратно, к уютному оранжевому огню. «Что же я сделал не так? — думал он. И понимал, что секрет не в трубках. В поступках. — Может, виноват в том, что строил Конструкцию только для своего удовольствия? Тяп-ляп, как в голову придет… Но в дыру-то я полез не ради себя! Ради Степки!»
«Ну, полез… А дальше что?» — спросил он сам себя.
«Как что? Я же думал о ней , а не о себе! Я ее выручил!»
«Выручил, а дальше что?»
«Как что? Ну, сделал… то есть сделали, чтобы мама ее приехала…»
«Приехала и уехала…»
«Но я же не виноват!»
«При чем тут «виноват», «не виноват». Дело в другом…»
«Тогда я не знаю, — слегка рассердился Ига. Потом сказал себе: — Ладно, не горюй. Многие существуют и вообще не строят никаких конструкций. Никогда. Ни о каких линиях и меридианах не думают. Живут и в ус не дуют!»
«А многие — строят, — словно сказал кто-то Иге со стороны. — Только, наверно, каждый по-своему…»
Но дальше поразмышлять не удалось. Он был уже у костра. Пламя жарко дохнуло ему на ноги. Стреляли угли. Ига присел на корточки и стал смотреть в огонь.
— Где ты гулял? — шепнула оказавшаяся рядом Степка. — Я боялась…
— Вот глупая, отойти нельзя? Я книма провожал, заговорился с ним.
— О чем?
— О жизни, — сказал Ига.
— А! Знаю… Я тоже о ней думала. Сейчас…
Игу кольнуло беспокойство.
— И что надумала?
— Ну… Ига я не хочу домой. Вот так бы путешествовать всю жизнь. С ребятами… и с тобой. Забавно, да?
Он привычным уже движением притянул ее к себе.
— Эх, Степка ты, Степка… Всю жизнь так не получится. Все равно надо возвращаться…
— Я знаю. Только не хочется.
— Зато завтра полетим на ступе! До самого дома! Разве плохо?