— А… разве… — Он как-то старательно заморгал. — Ой-ей-ей… Разве вас не тетя Кира послала?
Юля молчала.
— Ой-ей-ей… — Фаддейка запустил пятерню в свои космы. — Она сказала: посиди на берегу у башни, придет одна тетенька… то есть молодая женщина, приезжая. Я, говорит, обещала, что ты ее на колокольню сводишь. Она, говорит, стариной интересуется…
Юлю кольнула ревнивая досада: не ее, значит, ждал Фаддейка. Но сразу она встревожилась:
— А где же та женщина? А тебе не влетит теперь?
— Ой, влетит, — охотно откликнулся Фаддейка. И решительно взял Юлю за рукав: — Пошли!
— Куда?
— К тете Кире. Ну, к нам домой. Скажешь, что я не виноват. А то мне знаешь как… Пошли!
— Но я же… Я не знаю… А это куда? Далеко?
— Не далеко. Средне. Вон там, за рекой, видишь красную крышу с двумя антеннами? Вот за тем домом еще квартал. Идем. Ну… Юля…
Не пойти — было бы все равно, что оставить Фаддейку в беде. Да и… не все ли равно, куда идти, если идти некуда?
— А это по пути на вокзал?
Фаддейка сразу как-то потускнел.
— Зачем тебе на вокзал? Ты разве уезжаешь?
— Наоборот, приехала. А на вокзале буду ночевать, больше негде.
— Ночевать — это ночью. А пока еще не ночь, — рассудил Фаддейка. — Пошли!
Внизу солнца уже не было видно, а закат светился ровный и широкий. И река от него светилась. Юля и Фаддейка прошли над плавной водой по зыбкому мосту. Он был подвесной, на тросах, и дощатый настил качался между быками-ледорезами.
Фаддейка шагал сбоку от Юли и поглядывал чуть виновато. Посапывал. Потом спросил:
— Не боишься? На этом мосту многие боятся с непривычки.
— У меня, между прочим, первый разряд по туризму… А ты сам то не боишься?
— Вот еще!
— Ну да! Правнуку знаменитого моряка не полагается…
Он, кажется, слегка надулся. Заподозрил насмешку, что ли?
Юля примирительно сказала:
— А у меня один знакомый моряк есть. Курсант. Он сейчас на парусном корабле плавает, почти как Беллинсгаузен. У них практика.
— Ух ты! А он на чем? На «Товарище» или на «Седове»?
— На «Крузенштерне»… Не скачи, свалишься.
— Не свалюсь. Хочешь, понесу твой чемодан?
— Да уж сама дотащу…
— А ты мне потом про него расскажешь?
— Про чемодан?
— Про моряка!
— Когда «потом»? — грустно спросила Юля и подумала про вокзал.
— Ну… после разговора с тетей Кирой.
— Ох, Фаддейка, я ее боюсь. И тебе попадет, и мне…
— Что ты! Она посторонних не воспитывает… Ты ей сперва ничего не говори, может, той женщины и не было. Тогда все обойдется.
— А что я скажу? Зачем пришла?
— Поглядим, — деловито успокоил он. — По обстоятельствам.
Дом тети Киры был старый. Старинный даже. С жестяными флюгерами на башенках покосившихся ворот, с черным от древности страховым знаком и с рассохшимся кружевом наличников.
Фаддейка бодро толкнул тяжелую калитку. В заросшем дворе красновато темнели громадные гроздья рябины и светились несколько березовых стволов. Было пусто. Фаддейка кивнул на скамейку у крыльца:
— Ты посиди минутку, я сейчас. — Поддернул гольфы, заправил майку и нырнул в дом.
Юля поставила на лавку чемодан. С высокой березы упал на него желтый листок. Август…
Прошла минута. Оглядываясь, возник на крыльце Фаддейка. За ним — тетя Кира. Она оказалась очень пожилая, сухощавая, с седым валиком волос.
— Здрасте, — совсем по-школьному, поспешно сказала Юля. Тетя Кира показалась ей похожей на старую учительницу.
— Добрый вечер, — улыбнулась тетя Кира и легко шугнула Фаддейку со ступенек. — Это вас он, значит, привел? Я, говорит, квартирантку тебе отыскал… Я уж и не знаю. В пристройке у меня жили в июне двое отдыхающих, молодожены, но тогда тепло было, а сейчас-то осень на носу. Продрогнете там ночью…
— Она закаленная, — подал голос Фаддейка. — У нее первый разряд по туризму.
— Брысь ты, нечистая сила, — засмеялась тетя Кира. И Юля засмеялась: так все хорошо складывалось.
— Я правда закаленная. В одеяло завернусь — и хоть в открытом поле…
— Ну, смотрите, если понравится… Вы, наверно, на практику в школу приехали?
— В библиотеку. В детскую…
— К Нине Федосьевне, значит! Вот она обрадуется! А то все одна да одна… А если холодно будет в пристройке, там печурка есть на крайний случай. Завтра дрова привезут…
И Юля почувствовала, что она любит затерянный в северных лесах городок Верхоталье.
Вот только пришло бы сюда письмо.
НОЧНЫЕ СТРАХИ
Как это чудесно — вытянуться среди прохладных простыней, чтобы усталость сладко разбежалась по жилкам, и лежать с ощущением полного уюта и с мыслями о счастливом окончании неудачного дня.
Стоячая лампа с белым фаянсовым абажуром неярко и ровно светила на желтоватые доски стен и потолка, на большой табель-календарь за прошлый год, на ошкуренные чурбаки (они были вместо табуреток) и застеленный зеленой полинялой клеенкой стол. На столе празднично сияла алая с белыми горошинами кружка. Будто сказочный мухомор на лужайке. Юля безотчетно радовалась этому яркому пятнышку — оно украшало комнату и придавало ей обжитой вид. Юля вздрогнула от неласковой мысли, что сейчас могла бы ютиться на вокзальной лавке.
…Тетя Кира (то есть Кира Сергеевна) принесла матрац, положила его на широкий топчан и сама постелила для Юли простыни.
— На сегодня так. А если покажется жестко, завтра достанем из кладовки кровать, у нее сетка панцирная.
— Не будет жестко, — заверила Юля, оглядываясь. Пристройка была небольшая, вроде верандочки — с окном во всю стену. По стеклам скребла тяжелыми кистями рябина. В углу белела кирпичная печка.
Кира Сергеевна рассказала, что пристройку ставил ее муж, хотел оборудовать здесь мастерскую, да вот… Говорят, от первого инфаркта не умирают, а он сразу. Три года уж прошло… Директором восьмилетки был. А она до пенсии работала смотрителем здешнего музея. Сын в армии после института, на Дальнем Востоке, младшая дочь в Челябинске учится, а старшая недавно замуж вышла, живет неподалеку, в Ново-Северке, да все же не рядом, не под одной крышей.
— Вот и осталась одна в «родовом поместье». Дом-то еще дед строил… Так и живу. То сама по себе, то вдвоем с племянником. Он второй год уже подряд на каждые каникулы приезжает. Заботы с ним, конечно, всякие, да все равно веселее.