Мушкетер и фея - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 61

Но главное — сама трубка. Это было оружие. Из нее отлично можно стрелять картофельными проб-ками. Надо зарядить трубку с двух сторон, крепко надавить сзади карандашом, и передняя пробка — чпок! — вылетает как пуля. В последние дни такое чпоканье то и дело слышалось в Севкином классе. Особенно на уроках чтения, пения и рисования, когда не надо писать и решать. Стреляли счастливчики, у которых были трубки. У Севки не было. Вот он и просил у мамы несколько дней подряд.

Мама, судя по всему, не догадывалась, зачем Севке эта ручка. Думала, что просто ему нравится такая: блестящая, с карандашиком. А сам Севка насчет стрельбы не объяснял. Не то чтобы скрывал специально, а зачем лишние подробности…

Попрыгав, Севка опять стал сдержанным и потащил к столу противогазную сумку, которая была у него вместо портфеля. Достал тетрадь по письму. Она была в самодельной газетной корочке: тетради в школе выдавали без обложек, говорили, что на фабрике не хватает плотной бумаги.

Взглянув на замусоленную тетрадь, мама опять вздохнула:

— Сядь как следует… Подстели газету, стол закапаешь чернилами… Покажи, какое упражнение задали?

Упражнение было небольшое, всего три строчки. Списать предложения, вставить в словах пропущенные буквы. Подумаешь!

Наверно оттого, что новая ручка помогала, Севка писал быстро и довольно аккуратно. И даже ни одной кляксочки не уронил: ни в тетрадь, ни на газету, ни на клеенку. Но мама всё беспокоилась: ей казалось, что Севка опрокинет пузырек с чернилами («макай аккуратней!»), помнет и без того жеваную тетрадку («не ставь на нее локоть»), искривит себе позвоночник («ну почему ты кособочишься за столом?»).

— И не торопись, никто за тобой не гонится. А то опять напишешь как курица лапой…

Севка хихикнул. Он тут же представил, как тощая грязная курица, одна из тех, что у Гарькиной матери, тети Даши, прыгнула на стол, сшибла крылом пузырек, ступила в чернильную лужу когтистой лапой и начала царапать на листе в косую линейку: «На поле растут рожь и пшеница…»

— Ну что ты веселишься? Вот увидит завтра Елена Дмитриевна твои каракули, опять расстроится.

— А у нас теперь по письму… то есть по русскому языку… теперь не Елена Дмитриевна, а Гета Ивановна. Она теперь часто нас учит, потому что у Елены Дмитриевны совсем глаза испортились.

— Ну и пусть Гета Ивановна. Думаешь, за такую писанину она тебе спасибо скажет?

— А она ничего не скажет, — деловито разъяснил Севка. — Она, если ей не нравится, ка-ак дернет листок из тетрадки… И — трах-трах его — на клочки. «Будешь переписывать после уроков!» Психопатка настоящая…

— Всеволод! Ты с ума сошел?

— А чего? Если она глупая…

— Учительница не бывает глупая! Заруби на носу. И чтобы больше я…

— Ага! А зачем она говорит «польта»?

— Что-что?

— «Польта»! «Кто не решил все примеры, по?льта не получат и домой не пойдут!»

— Ну… мало ли что. Она просто ошиблась.

— Да, «ошиблась». Она всегда так говорит. Я один раз встал и сказал ей: «Гета Ивановна, надо говорить не «польта», а «пальто», если их даже много, мне мама объясняла…»

— Д-да? — с интересом спросила мама. — И как же отнеслась к этому Гета Ивановна?

— Нормально отнеслась,— вздохнул Севка. — Даже не заругалась. Только сказала: «Если ты такой умный, иди учиться к своей маме».

— Вот видишь! Разве можно делать замечания учительнице! Да еще при всем классе.

— А как же быть? — удивился Севка. — Раз она неправильно…

— Ну… в крайнем случае, подошел бы, когда она одна, вежливо сказал ей: «Гета Ивановна, вам не кажется, что вы немножко ошибаетесь?»

— Да подходил я к ней и так… вежливо, — отмахнулся Севка. — Она недавно нам рассказывала про битву под Москвой и говорит: «Немецкие «мессер-шмитты» изо всех сил бомбили наши позиции, но ничего у них не получилось…» Я на перемене ей сказал тихонечко: «Гета Ивановна, «мессершмитты» не могут бомбить, это же истребители…» А она как заорет: «Надоел ты мне, как зубная боль! Вон отсюда!» Схватила меня за лямки и как потащит в коридор… — Севка пошевелил спиной. — У меня даже в пузе забулькало с перепугу…

— Ох уж какой боязливый! Подумаешь, из класса выставила. Не укусила ведь…

— Я не про то, что укусила… Я подумал: вдруг Елена Дмитриевна совсем от нас уйдет, а Гетушка вместо нее навсегда сделается.

— Не Гетушка, а Гета Ивановна, — не очень уверенно сказала мама. — Что это мы с тобой разболтались! Ну-ка, пиши, а то до ночи не кончишь.

— Уже кончил. Вот, словечко последнее осталось…

Севка дописал, закрыл ручку, и она опять стала похожа на удивительный патрон, у которого с двух сторон торчат пули. Севка подкинул ее на ладони.

— Эх, картошечку бы мне, — мечтательно сказал он. — Хотя бы одну…

С картофелиной можно было бы пробраться на кухню — там сейчас никого нет — и разок попробовать, как действует новое оружие. Но мама о Севкиных планах не догадывалась. Она решила, что Севка просто соскучился по жареной картошке — золотистой, хрустящей, на подсолнечном масле. И утешила:

— Скоро привезут. Иван Константинович обещал помочь с машиной.

Картошку, которую мама весной сажала, а летом окучивала (Севка помогал), давно выкопали, но огород был далеко за городом, а машину в маминой конторе вредный начальник Панчухов почему-то всё не давал. Мешки стояли в сарае у знакомого колхозника. Сарай назывался «стайка», в нем жила добрая корова Зорька с теленком Васькой. Васька Севке очень нравился, корова тоже, а хозяин был сумрачный и молчаливый.

— Не померзла бы картошечка-то, — озабоченно сказал Севка, слушая ледяной ветер. — Вот как выставит дядька мешки на двор, чё с него возьмешь…

Мама засмеялась:

— «Чё возьмешь». Сибирячок ты мой… Не выставит. Может быть, завтра уже привезем. Вот тогда нажарим, наварим. А пока давай макаронами ужинать.

Макароны, сваренные на молоке, посыпанные сахарным песком, были восхитительны. И главное, мама сварила их сегодня много. Севка наелся так, что сразу осоловел и начал засыпать прямо на табурете. Мама постелила ему, как всегда, на длинном сундуке, который остался от прежних жильцов, кинула поверх одеяла старый полушубок — чтобы не продуло хитрым, как вражеский разведчик, сквозняком от окна — и велела:

— Брысь в постель.

Севка послушно улегся. Но не уснул. Когда мама выключила свет и тоже легла, он пробрался к ней.

— Здрасте, это что за гость? — сказала мама.

— Я немножко с тобой полежу, я спросить хочу…

— Ой, а почему у тебя ноги как ледышки? Холодно там?

— Да не холодно, не холодно… Мама, а «стихи» и «стихия» — это родные слова?