Положили ту моржу
На огромную баржу ,
На огромную баржу
По-пе-рек.
Моржу было жаль, но Симка утешал себя, что ножу воткнули в нее все-таки неглубоко и рана получилась неопасная. Потому что
Надоело ей лежать,
Сняла шкуру — и бежать,
Сняла шкуру — и бежать
На-ги-шом…
Правда, без шкуры на Севере холодно, однако можно было надеяться, что морж а вскоре вырастит на себе другую. Так что все кончилось хорошо… Хотя, с другой стороны, для эскимосов-то — плохо. Старались, охотились, а вместо добычи — фиг… Ну, не совсем фиг, шкура осталась, хотя и с дыркой. Но ни моржового мяса, ни моржовой кости, из которой эскимосы вырезают всякие игрушки на продажу, у них на этот раз не будет. А небось думали накормить все стойбище и деньжат подзаработать…
Вот так везде на белом свете. От одного и того же дела — кому-то радость, а кому-то беда. Пацаны в переулке гоняют мяч, орут и радуются, им весело, а соседки из окон ругаются: мешаете своим гвалтом… Собаку Лайку запустили в космос, газеты и радио ликуют — новая победа советской науки! А собаке каково?.. Или вот Софья Петровна рассказывала на политинформации про засуху в капиталистических странах. Когда выгорает урожай, фермеры и крестьяне впадают в бедность, а торговцы зерном радуются: можно взвинтить цены…
Наверно, поэтому Высшая Сила редко вмешивается в людские дела: всем не угодишь, пусть сами разбираются на своей планете…
Под мелодию песенки о морже и под размышления о горьких противоречиях жизни Симка ритмично двигал рукой и ногами и, по его расчетам, уже одолел не меньше половины пути. И здесь начались неприятности. Ослабел жгут, за который Симка держался. Еще немного — и развяжется. Тогда линза обязательно ускользнет из-под живота. Она и теперь уже елозит из стороны в сторону… А рука устала… Надо бы перехватить — правой взяться за жгут, а левой грести. Но опасно менять руки. Кажется, что от этого тряпичные «удила» ослабеют еще больше… Ну ладно, только без паники. И ни в коем случае не думать, какая под тобой глубина и как далеко еще до земли… По правде говоря, не так уж и далеко… Еще гребок, еще… Можно ведь и отдохнуть. Куда спешить-то? Правда, течение на середине сильнее, чем у берега, несет легонького Зуйка, как бумажный кораблик. Небось донесет до самого моста, а то и протащит под ним. И не будет никакой выгоды в расстоянии, наоборот. Ну да ладно, быть бы живу!..
«Не смей думать про маму!» — велел Который Всегда Рядом. А Симка и не собирался! Не хватало еще начать думать, что сделается с мамой, если его недышащее тело выловят где-нибудь далеко по течению, за Судостроительным заводом!
Какая чушь! Надо грести и не поддаваться дурацкому страху. Лучше… лучше закончить песенку. Сочинить совсем хороший конец…
Вся от холода дрожа,
Говорит себе моржа,
Говорит себе моржа:
«Не беда!
Я сошью себе тулуп…
И пойду на танцы… в клуб…
И пойду на танцы в клуб!
Ве-чер-ком»...
Во как здорово получилось! Плохо только, что совсем устала рука. Ну, ничего… Надо еще про эскимосов. Чтобы и у них все было в порядке…
Эскимосы… (хи-хи-хи!)
Ловят рыбу для ухи…
Ловят рыбу для ухи
И поют:
«Ну и фиг с тобой, моржа,
Ну и пусть ты убежа…
Ну и пусть ты убежа…»
Дальше не сочинялось. Дальше стало совсем худо. Потому что вода, которая все время была довольно теплая, вдруг словно разом остыла и тряханула Симку крупной дрожью. Это само по себе еще ничего бы. Но мышца под коленкой левой ноги задеревенела. Пока была еще не настоящая судорога, но, если двинуть порезче, ногу сведет тягучая нестерпимая боль, от которой не спасет никакая музыка.
У Симки уже бывали судороги в ноге, но, к счастью, каждый раз на мелководье. А сейчас что делать? Надо перестать грести, изогнуться, крепко-крепко ущипнуть себя под коленом. Он так и сделал. Деревянность в мышце ослабла. Но линза наконец выскользнула из-под живота, неуклюже запрыгала под локтем. Симка ухватил ее второй рукой, снова затолкал под себя, однако при этом пришлось задергать ногами, и тугое предчувствие боли снова затвердело под коленом. Двинешься — и капут.
А берег-то совсем недалеко! Еще бы минута — и там! Но в Симкиных мускулах и нервах было понимание — шевелиться нельзя. А как быть? Заорать «спасите»? Стыд какой!.. Ну да наплевать на стыд, раз такое дело. Симка крутнул головой направо, налево: нет ли поблизости лодки или катера. Конечно, не было… Назад смотреть он не решился: это требовало слишком большого движения.
В ушах нарастал шум: смесь непонятного гудения и плеска. Шум сбивал мысли. И все-таки одна решительная мысль пробилась: пусть сведет ногу, все равно надо начать грести. Стремительно, изо всех сил! Чтобы отчаянными рывками добраться до земли в самое короткое время. А боль придется перетерпеть!
Симка сцепил зубы и рванулся, и боль тут же злорадно скрутила мускул, но он рванулся опять, и… непонятная сила дернула его назад! Потянула за сумку, приподняла над водой… Несколько рук вцепились в Симку, потащили вверх…
Уже потом он понял, что его зацепили багром — с плавучей посудины, которая подошла сзади. Из-за шума в ушах (а может, это был шум двигателя?) Симка ее не услышал. Странная была посудина: то ли лайба какая-то, то ли катер, то ли крохотный пароход. Над головой торчала труба — явно склепанная из фанеры. Она была белая, с голубой полосой и желтым якорем на этой полосе, а ниже чернел силуэт разлапистой черепахи. Была еще и белая рубка с круглыми иллюминаторами, а из-за бортов подымались шевелящие лопастями гребные колеса. Здоровенные — верхний край выше Симкиной головы…
Но все это Симка разглядел позже. А в первую минуту стоял на досках корабельного днища, обалдело прижимал к груди линзу и мигал. С него текло. Боль в ноге — видимо, от неожиданности — исчезла без следа.
А перед Симкой стоял непонятный дядька. Босой, в подвернутых парусиновых штанах, весьма толстоватый. Безрукавая тельняшка обтягивала его круглый живот. На руках и ногах густо курчавились волосы. Круглые щеки были в темной щетине, которую еще немного — и можно будет назвать бородой. Голову покрывала такая же темная, похожая на сапожную щетку прическа (если можно это назвать прической!). Дядька смотрел на Симку сквозь толстые очки. И не было в его взгляде ни осуждения, ни строгости. Были смешинки.
— Ответствуй, юнга, — сказал он негромким, аккуратным таким баском. — Ты почти утопленник или просто пловец? Если мы напрасно заподозрили в тебе терпящего бедствие и выловили зря, то от имени экипажа славного парохода «Тортила», я принесу свои извинения…