— Эй…
Валерик оглянулся. Испугался. Опустил руки, уронил с них перчатки. И Журка сразу понял, о чем он думает и чего боится. Журка сам вчера сказал: "Если чего, я к тебе приду…"
— Да все в порядке, — торопливо проговорил он. — Я к тебе так, по пустяковому делу. — Он развернул сумку. — Вот. Это вы вчера оставили?
Валерик, не понимая, смотрел то на сумку, то Журке в лицо.
— Я думал, это вы вчера забыли, — повторил Журка. — Вот и привез…
В глазах Валерика смешались радость и недоверие. Он чуть улыбнулся, тут же испугался своей улыбки и спросил:
— Ты из-за этой сумки?.. Нарочно приехал?
Журка небрежно сказал:
— Ну, а что делать? Сумка лежит под вешалкой, я подумал, что ваша.
— Не… — прошептал Валерик и опять нерешительно улыбнулся. А Журка подумал с запоздалым страхом: "Вдруг бы сказал: наша? Тогда что?" Тогда ясно стало бы, что совести у Валерки нет и знаться с ним больше нечего. И сумку пришлось бы отдать, чтобы не выглядеть дураком. И от мамы бы влетело, эта сумка ей нравилась.
Но Валерик мотнул головой и снова сказал:
— Не… не наша.
Потом в глазах его опять метнулось опасение. И тогда Журка проговорил:
— С отцом все нормально, ты не бойся. Я к тебе не ради того случая ехал.
Валерка глубоко передохнул, опустил глаза и вдруг тихо сказал:
— Ну и не ради сумки…
Эти слова застали Журку врасплох. Он понял, что сейчас начнет что-то доказывать, бормотать какие-то глупости. И тогда, сердито мотнув головой, он сказал:
— Да. У меня к тебе один вопрос. Ну-ка, давай сядем. Вон там.
Валерик послушно пошел к бетонному блоку, сел, с беспокойством глядя на Журку. Малыши перестали гонять мяч и подходили пестрой стайкой.
— Подождите, — остановил их Валерик негромко, но по-командирски. Они остановились в десяти шагах.
А Журка встал перед Валериком.
— Я насчет зубов, — объяснил он.
Валерик удивленно заморгал.
— Покажи, пожалуйста, какой тебе зуб сверлили, — попросил Журка.
Валерик широко раскрыл рот и ткнул туда пальцем.
Журка присел и сделал вид, что внимательно разглядывает. Потом спросил:
— Сейчас не болит?.. Постой, не закрывай рот, так скажи. Не болит?
— Ых, — сказал Валерик, чуть мотнув головой. Это было явное "нет".
— Завтра опять к врачу?
— Ыхы, — согласился Валерик.
— "Ыхы" — это значит "да"? — уточнил Журка.
Валерик кивнул.
Журка выпрямился, коротко вздохнул, набираясь решимости, и сказал в упор:
— А теперь ответь. Вчера, когда тебя медсестра про меня спрашивала, брат я или нет, ты что сказал? "Ых" или "ыхы"?
Журка никогда не думал, что люди могут так сильно и стремительно краснеть. Валерик уронил голову, его щеки, уши и шея под черными нечесаными прядками сразу сделались вишневыми. Та же вишневая краска пошла по рукам, докатилась до ногтей. И наконец выступила даже на немытых коленках. Словно желая их спрятать, Валерка вцепился в них изо всех сил. Как вчера, дома у Журки. Ногти побелели.
Журка взял Валерика за кисти рук, мягко, но решительно приподнял. Пальцы разжались, и на коленях.остались от них белые пятнышки. Валерик не сопротивлялся, но и голову не поднимал. Журка сказал:
— А я знаю, как вывести бородавки…
— Как? — шепотом спросил Валерик. Краска на его ушах немного посветлела.
— А помнишь, как Том Сойер и Гек Финн их сводили?
— Кто? — бормотнул Валерик.
— Ты что, не читал про Тома Сойера?
— А, читал… Нам в классе читали, — вспомнил Валерик и наконец поднял лицо, стыдливо посмотрел на Журку. В глазах у Валерика была мольба: "Ты только больше не спрашивай меня про брата, ладно?"
"Не буду", — глазами пообещал Журка и сказал:
— Читали, а не помнишь…
— Нет, я помню, — откликнулся Валерик. — Это с кошкой на кладбище… Это же все не по правде.
— Что не по правде? Том Сойер?
— Да нет. Про бородавки…
— А ты бы пошел на кладбище ночью?
Валерик улыбнулся слабо, но уже без опаски. Сказал доверчиво:
— Не… Это страшно…
— А я ходил. Ну так, чтобы себя проверить, — сказал Журка. Он вовсе не хвастался. Просто чувствовал, что надо продолжить разговор. Хоть о чем, лишь бы говорить. — Я ходил, и кошка там была. Только не дохлая. Вернее, кот. Его какие-то гады к кресту привязали… Теперь он у нас живет… Это в Картинске было, там кладбище недалеко от нашей улицы. Но оно не страшное, старое, вроде парка. Так что ничего особенного…
Валерик слушал, уже не пряча глаз. Потом сказал, сочувствуя Журке:
— Все-таки страшно… Все-таки это не парк.
— Ну, конечно, не парк, в парке веселее, — согласился Журка. — А ты в парке часто бываешь?
— В каком?
— В каком! В центральном, конечно. Там, где всякие аттракционы.
— Не… Я только два раза, давно. Он же далеко.
— Не так уж далеко. Сел на "шестерку" и доехал без пересадок.
— Я знаю. Одному неохота…
— Ну… — сказал Журка, будто переступая черту. — Если хочешь, поехали вместе.
Валерик удивился, весь как-то вскинулся, недоверчиво помолчал и спросил:
— Когда?
— Хоть сию минуту, — стараясь говорить небрежно, отозвался Журка.
— Давай! — с торопливой готовностью сказал Валерик. Схватил с травы перчатки, задрал на животе свитер, сунул перчатки под резинку на поясе и опять опустил подол. Смешно получилось, будто под свитером надулся большой живот. Журка засмеялся:
— Ты что, так пойдешь? В этом малахае и с таким пузом?
— Ой, правда, — виновато сказал Валерик. Скинул в траву кепку, сдернул через голову свитер, бросил перчатки. Окликнул одного из малышей:
— Толька, я больше не играю. Надевай это все, если хочешь. Вставай за меня.
Бойкий веснушчатый Толька охотно забрал вратарское снаряжение, а Валерик робко спросил Журку:
— Так можно?
Он остался в белой майке с рукавами, на которой оранжевой и черной краской была напечатана улыбающаяся рожица тигренка. Она полиняла от многих стирок, но все равно выглядела задорно, по-боевому.
— В самый раз. Поехали, — сказал Журка. И спохватился: — Подожди. Ты зайди домой, маме скажи, что поехал…
Мамы нет, она еще не скоро придет, — чуть насупившись, объяснил Валерик. — Она к тете Лене поехала, чтоб насчет обмена комнаты договориться. Нам с этими соседями не житье…