Синий треугольник - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 143

— А закуски, извините, вообще никакой. Даже хлеба нет. Городское начальство прохлопало ушами, и сегодня вся Москва осталась без хлеба.

И вот мы уже в поезде, в купе (где почему-то стеклянная крыша). Ванечка старательно переодевается и оказывается в новенькой пионерской форме — такой, какую надевал Юрос Вихрев в первые сентябрьские дни 85-го года (смотри повесть «Заяц Митька»).

— Ты чего это так нарядился?

— А как же! Мы ведь домой едем, а это праздник!

Я не совсем понимаю, что значит «домой». Это понятие во сне окутано неким мистическим смыслом. Но такие соображения не мешают мне согласиться с Леней, что пора пропустить по рюмочке — в честь того, что поезд вот-вот дернется и повезет нас (куда? — я не знаю, но в этом незнании есть ожидание новых приключений). Я чувствую, что поедем мы не просто по железнодорожному пути, а по сказочной Дороге…

Но негодный Ванечка не дает нам отметить это событие. Он хватает бутылку, выскакивает с ней в коридор и начинает по-обезьяньи прыгать перед дверью, дразня нас.

Этакий внешне образцовый мальчик — и вдруг с коньяком! Он дискредитирует и себя, и нас!

— Иван, выдеру! — жалобно говорит Леня.

Ванечка продолжает дурачиться. Бурая жидкость бултыхается в длинной бутылке и грозит выплеснуться, потому что пробка уже вынута. Вдруг поезд дергается. Ванечка, поскользнувшись, с размаху садится на линолеум вагонного пола, раскидывает коричневые журавлиные ноги широкой буквой V. Тоже мне «виктори»!

Леня подхватывает Ванечку, а я бутылку.

— Ой… — Ванечка с болезненной улыбкой трет ушибленное место.

— Сильно стукнулся? — сдержанно сочувствуем мы. — А вот и нисколечко!

Он входит в купе, упирается в столик ладонями и прижимается носом к стеклу. За окном тихо проплывают странные городские и станционные постройки. В том числе и громадное кирпичное здание с часами, похожее на английский Вестминстер.

Под отглаженной рубашкой Ванечки топорщатся острые лопатки. И меня вдруг пронзает резкое беспокойство за этого пацаненка. Я понимаю, что его веселость и дурашливость — способ скрыть какую-то болезненную тревогу. За кого? За себя, за нас всех?..

И просыпаюсь…»

И я проснулся. С этой самой тревогой и в то же время с ожиданием каких-то необычных случаев (хотя, повторяю, сон был не тот, что я сейчас пересказал). За окном пролетали перелески, сверкало яркое утро. Травяного Зайца в ногах, конечно, не оказалось. Не было и добродушного толстяка на соседнем диване. Я сел. И понял, что ни умываться, ни завтракать уже некогда. За перелесками проплыло знакомое здание элеватора, прогудел под колесами мост через речку Галчиху — значит, поезд подходил к Малогде.

Я вдруг подумал: «А почему «Малогда»? Разве так назывался город моего детства раньше?» И… вспомнить не мог. Зато пришла догадка. Название это похоже на Вологду, но сходство случайное. «Вологда» — оттого, что где-то в тех краях в старину волоком передвигали суда. А «Малогда» — из той же компании, что «когда», «никогда», «всегда», «иногда»… Означает «мало когда», «в редких случаях». Может быть, потому, что сейчас меня ждали здесь какие-то необычные события?

Да чего ждать-то, кроме встреч со знакомыми улицами, старым зданием школы и береговыми кручами над Турою?

Но все-таки, все-таки… Может быть, не случайно вчера днем и вечером стоял в воздухе зеленоватый свет, а ночью снилось странное… Кстати, откуда это выражение — «желать странного»? Кажется, из Стругацких.

Поезд сбавил ход, тормозил. И вместо «странного» появилась здравая и скучная мысль: «Ну, а чего меня сюда принесло-то? В эту… Малогду? Чего я здесь ищу?» Спросить бы у Синего Треугольника (это, по-моему, он во всем виноват), но разве до него сейчас докричишься?..

Вагон дернулся и замер. Я подхватил чемодан и вышел на платформу — единственный из всех ехавших в этом «СВ» пассажиров.

5

Станционное здание было двухэтажное, кирпичное, с побеленными архитектурными выступами и карнизами. Выступы между окнами и под крышей складывались в орнамент из плавных линий — модерн первых лет двадцатого века. Тогда в этом стиле часто строили вокзалы, водонапорные башни, электростанции и городские училища.

«Странное дело», — подумал я. Потому что знал: в Малогде еще десять лет назад построили новый вокзал. Здесь, на кирпичном фронтоне было написано: «Малогда-I». Может быть, новое здание на станции «Малогда-II»?

Впрочем, ломать голову не было смысла. Если уж завязал на Синем Треугольнике узлы, можно теперь ожидать чего угодно…

Никто меня, конечно, не встречал. Дощатая, уже теплая от солнца платформа была пуста. Вдоль вокзального фасада сонно ходил туда-сюда белобрысый милиционер с фуражкой в заложенных за спину руках. У решетчатого забора сидели несколько тетушек — торговки подсолнечными семечками. Дремали, не видя покупателей. Неподалеку от них безразлично прислонился к столбу и грыз длинный огурец мальчишка в балохонистой пестрой одежке.

Потом — стук-стук-стук каблучками — возникли два юных создания с ослепительными обесцвеченными волосами, в кожаных мини-юбочках и таких же куцых, похожих на лифчики жилетках. Переглянулись, кокетливо заулыбались и… пошли ко мне, качая тяжелыми клипсами.

— Здрасте…

— Рад вас приветствовать, — изысканно отозвался я, противясь желанию пройтись еще раз глазами по их смуглым ногам. — Я могу быть чем-то полезен сеньоритам?

— Да… то есть… ой… а это правда вы? — с каким-то чересчур искренним, несовременным смущением выговорила одна, с клипсами из красных кристалликов.

— То есть я — это правда я. Без всякого сомнения. А в чем дело?

— Значит, вы правда… — и другая девица назвала мои имя и фамилию. — Да?

— Я… да… А! Вы от Альберта Гаврикова? То есть Таврикова!

— Нет, — сказали обе разом. И та, что с красными кристалликами, объяснила: — Мы хотели… ваш автограф…

— М-м… а зачем? Я не звезда, не знаменитость. Не понимаю…

В самом деле, что им стукнуло в голову? Зачем им автограф рядового корреспондента городской газеты (к тому же нездешней)?

— Но ведь это вы написали про плавание на шхуне «Томас Манн»?

О, елки-палки! Неужели слава моих скандальных публикаций докатилась и сюда? Маргарита Долгопень должна ценить: я сделал ее газете междугородную рекламу!

— Вообще-то да, я. Но…

— Ну, пожалуйста! — попросили обе с томными голливудскими улыбками.

Признаться, все это сладко пощекотало мое авторское самолюбие.

— Хорошо… Только авторучка у меня в чемодане… — И, нагибаясь, я улучил секунду, чтобы снова скользнуть взглядом по идеальным, как у фотомоделей, ножкам.

— У нас есть! Вот! Распишитесь два раза, пожалуйста! — Они протягивали мне ручку и две белые брошюрки. Это оказались «Программы для поступающих в средние учебные заведения с гуманитарным уклоном». Я крупно, с завитками, расписался на обеих книжицах.