Через полчаса офицеры собрались на корме. Монитор укрывала маскировка из ветвей, к двум тонким мачтам и трубе были привязаны березки. И тем не менее железо уже нагрелось от солнца.
— Спит пока… — сказал Красс. И посмотрел на Хариуса. — Нет, лейтенант, это не лазутчик. Если бы вы видели его во время разговора и вспомнили свое детство, то поняли бы это сразу. Лазутчики так не плачут… Впрочем, вы в том возрасте, когда детство еще не вспоминают… — Он не мог отказать себе в удовольствии кольнуть нахального мальчишку.
Лейтенант Хариус заполыхал щеками и ощетинил усики.
— Воспоминания детства не входят в мои служебные обязанности, господин капитан-командор! Что же касается должности второго лейтенанта…
— То вы исполняете ее отменно, не спорю, — примирительно закончил Красс. — Не кипятитесь, я приношу извинения… Господин Бенецкий, карта при вас?
— Да… Вы полагаете, капитан, мальчик может быть полезен?
— Надеюсь. Мне кажется, сама судьба его послала.
— Судьба-то судьба… — Артиллерист потрогал свое штатское пенсне. — Однако… все-таки есть какие-то правила чести… Получится, что мы толкнули ребенка на предательство.
— Мы на войне, господин штурман! — опять вспыхнул Хариус.
— К сожалению… — сказал Красс. — К тому же пока что все наоборот: город предал мальчишку и толкнул его к нам… Я поговорю с мальчиком сам.
Разговор случился в полдень, когда Галька отоспался на узком клеенчатом диване кают-компании.
— И что же нам с тобой делать? — задумчиво спросил Красс. Увидел, как напрягся Галька, и поправился: — Точнее, что ты сам-то думаешь делать?
Галька пожал плечами, обмяк.
— Мы могли бы оставить тебя на мониторе. Если хочешь… — Капитан-командор смотрел мимо Гальки в открытую дверь. — Но… мы ведь, как ни верти, люди разных воюющих сторон. Реттерхальм поддерживает короля.
— Я ни с кем не воюю, — хмуро сказал Галька. — А Реттерхальм я ненавижу.
— Ты в этом уверен? Там твои родные…
— Родные… Они ведь не целый город. А он… — Галька вскинул опять набухшие слезами глаза. — Я тогда подошел к окну и смотрю… Под луной хорошо видно… город. И он спит. Им всем наплевать на меня… А я… Почему я должен их любить?
Он говорил искренне, и капитан-командор Красс — много повидавший и много понимающий человек — уловил эту искренность мальчишки.
— Тогда ты, может быть, не откажешься помочь нам?
— А… что надо делать?
— Надо проводить в город двух наших людей и посоветовать им, где отыскать опытного человека: лодочника, рыбака. Того, кто проведет ночью монитор мимо форта, в протоку. И укажет за островом подходящее место для якорной стоянки…
— А… если этот человек не захочет?
— Ну… мы ведь на войне, мой мальчик. Не стану скрывать: заставим.
Чувствуя внутреннюю дрожь и понимая, что окончательно уходит он из прежней жизни, Галька сипло проговорил:
— А зачем специальный человек? Я сам знаю протоку. Мы с ребятами ее вдоль и поперек исплавали. И на лодке, и так… У вас есть карта?
— Господин Бенецкий! — сказал Красс в открытую дверь.
ЗАРЯД № 3
1
Капитан и штурман не скрыли от Гальки ничего, рассказали весь план. За исключением одной детали (но она сейчас не играла роли). Галька в свою очередь толково показал на карте, что если взять от главного фарватера влево еще за полмили до форта, а в протоке держаться почти вплотную к острову, то мелко сидящий броненосец нигде не заденет дна… Да, Галька понимает, что конструкция дурацкая и днище у монитора хлипкое в отличие от палубной брони. Но ведь осадка всего полтора метра, а глубина, если идти точно, не меньше сажени.
Да, если будут видны контуры берегов, Галька покажет, где брать курс на протоку. Вот тут, на створе старой мельницы и Маячной башни… Что? Откуда знает, что такое створ? Учил же он географию! И память у него лучше всех в классе, это даже латинист Ламм признавал…
Якорная стоянка за островом? Удобнее всего вот здесь. Глубина небольшая, но хватит. Правда, когда рассветет, с форта могут увидеть за Китовым островом мачты и даже трубу.
— Это уже не важно, — сказал артиллерист.
— А какое там дно? — спросил Красс.
— Плотный песок… Надо только быть осторожным, в одном месте под водой торчит чугунная свая, — честно сказал Галька. — Но я покажу где… Я там все помню».
— Это он по правде? — Мальчик свесил с койки голову и от волнения колотил по одеялу ногами. — Неужели он решил стать предателем?
— Ты считаешь, что это все-таки предательство?
— Конечно!.. Ой, я знаю! Он заманит их в ловушку?
— Ты вспомни. Там, в песчаном дне, торчала не одна балка. Самая высокая — та, с которой нырял Лотик. Но были и другие, только глубже. Над ними монитор мог пройти и стать на якорь. Впритирку, но мог…
— Ну и что?
«…Галька помолчал, глядя на карту. Потом осторожно, будто пробуя слова на ощупь, проговорил:
— Только я все-таки боюсь…
— Чего же, мальчик? — Красс, видимо, принял Галькину осторожность за простую детскую робость.
— Вот ваша пушка… — Галька через плечо глянул на артиллериста. — Она ведь вверх стреляет, по крутой дуге, да?
— Естественно. Это же мортира.
— Такая громадная… А от отдачи бывает осадка?
— Случается. При хорошем заряде иногда палубу заливает… А! Ты боишься, что коснемся дна?
Галька кивнул и быстро отвернулся. Пусть думают, что и правда боится. За монитор.
— Ты умница, — сказал Красс. — Но, если дно плоское и песчаное, ничего не случится. Другое дело, если острые камни… Но ведь их там нет?
— Камней там нет…»
Мальчик поколотил ногой о ногу — словно таким способом поаплодировал.
— Здорово он придумал!.. Только… Ой…
— Что?
— Но ведь бомба-то все равно вылетит! По городу!..
Пассажир покивал:
— Речь шла и об этом. Но Гальке объяснили, что выстрел — это лишь демонстрация силы, чтобы ошеломить противника. Гальку даже спросили:
«— Что ты посоветуешь? Куда послать бомбу, чтобы не было напрасных жертв?
— Вот сюда. — Галька уткнул палец в карту, в левый берег с планом набережной и ближних улиц. — Здесь площадь перед магистратом, а домов, где кто-то живет, нет… — Он успокоенно подумал, что дом, где родители, брат и Вьюшка, вообще на другой стороне холма. И все же спросил с тревогой: — А правда никого не поубивает?
Красс переглянулся со старшим артиллеристом, похожим на гимназического учителя географии. Тот объяснил: