Лужайки, где пляшут скворечники - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 8

— На, держи… Лучше уж играй с ним, чем на этой скрипучей шарманке. — Повертел головой и объяснил всем: — А то ведь никак не уснуть от такого концерта.

— Спасибо, Валерик! — Аленка быстро отдала аккордеон Доне и прижала Алика. Потерла его мордочкой свои щеки и губы.

На Коптилку никто не обиделся за слова про «скрипучую шарманку». Знали, что это он от смущения. Аккордеон же был совсем не скрипучий, и музыка хорошая. И Доня продолжил концерт. Заиграл вступление к старому фильму «Дети капитана Гранта». Конечно, это было не по правилам: такая музыка (как и «Амурские волны») была напоминанием. Но куда денешься? Ведь совсем без музыки нельзя, а новую, здешнюю, Доня еще не придумал. Бывало, он что-то сочинял, но до сих пор получалось у него как раньше.

Все, кто глядел сквозь небо, теперь приземлились вслед за Коптилкой и сели на теплый песок перед скамейкой. Слушали. Веранда промокала глаза кончиком тощей косы, но теперь никто на нее не досадовал.

В закатном небе после «десанта» остались дыры и делались все шире. В них из черноты опять смотрели белые мохнатые звезды. Впрочем, хватало и голубых, и зеленых, и розовых…

Потом вечернее небо рассосалось окончательно (видимо, Доня соорудил его лишь на полчаса, для Аленки), и всех опять окружил привычный космос. Он смотрел на ребят и сверху, и с боков, и даже снизу — планетка-то была крошечная.

А Доня играл… И вдруг перестал. Что-то случилось.

Ч т о-т о случилось в наступившей резкой тишине. Что?

Тишина была не полная. Посапывала Веранда. Издалека долетал тихий скрип: терлись друг о дружку боками две сошедшиеся вплотную спиральные галактики. Но не в этих звуках дело. Вообще не в звуках…

— Первым догадался Локки. Пружиной взлетел с песка!

— Ц-новичок! — Иметнулся на большой астероид из аметистовых кристаллов.

По какому-то закону (знать бы все эти законы!) такое всегда случалось здесь. На прозрачно-синей планетке, на квадратной каменной площадке, лежащей среди громадных аметистовых друз. По краям площадки горели два фонаря старинного вида, на чугунных узорчатых столбах.

Новичок всегда прилетал на эту площадку.

Вот и сейчас…

Но…

— Девчонки, не смотрите, — быстро велел Голован. — И ты. Кирилка…

Потому что Кирилка был хотя и самый честный, но и самый чувствительный среди мальчишек.

Девочки и вправду сразу зажмурились, а Кирилка смотрел широченными глазами. И будто глотал колючие комки.

Дело в том, что новичка не было. То, что было, нельзя назвать новичком. И вообще кем-то… Что остается от человека, если у него под ногами лопается мина от тяжелого армейского миномета…

Но это там почти ничего не остается. А здесь то, что все-таки осталось, начало сползаться к центру площадки (оставляя на камнях блестящие красные полосы).

Так на киноэкране заново срастается разбитая банка с красным вареньем, когда кадры пущены наоборот.

Сползались кусочки неостывшего тела и костей, лоскутки одежды. Склеивались они на гладких шестиугольных плитах. Постепенно обреталась форма…

И вот уже все (и девчонки, открывшие глаза) увидели на самой большой плите мальчишку. Он лежал ничком. Руки были выброшены вперед. Волосы медного цвета курчавились на затылке, под козырьком синей бейсболки, надетой задом наперед. Лопатки торчали под натянувшейся клетчатой рубашкой. Ноги с неровным загаром длинно высовывались из джинсовых коротких штанов. Розовели голые подошвы — обувь, наверное, сорвало там, еще до Бесцветных Волн.

Новичок долго лежал неподвижно. Все терпеливо ждали. Он двинул ногой. Тогда Голован согнулся, тронул его за плечо.

— Вставай.

Он не встал, но приподнялся. Повернулся. Сел. Обхватил кровавые колени (они на глазах подсыхали и заживали). Пацан как пацан. Постарше Миньки и Кирилки, помладше Голована и Дони. Сморщился, будто заплакать хотел. Не заплакал, только губу прикусил. А в глазах отчаянный вопрос: «Что случилось? Где я?»

Голован присел на корточки, сказал осторожно:

— Не бойся. Страшное позади.

1

До сих пор обо всем, что было, я рассказывал с чужих слов. А с этого момента начинаю «от своего я». Потому что я и есть новичок. Тот, кому Голован сказал: «Не бойся. Страшное позади».

А страшного-то почти и не было. Я не успел испугаться. Тетя Соня быстро поцеловала меня, крикнула: «Беги к автобусу!», и я помчался от крыльца по белой от солнца улице. Тощий рюкзачок прыгал у меня на спине. Где-то стреляли, но не близко и, казалось, не опасно. И вдруг — свист такой и сразу ка-ак ахнет! И… вот если все-таки бывает Абсолютное Ничто, значит, оно и наступило. Не знаю, на какое время. Его просто не было, времени. А потом уже здесь… Миллионы звезд вокруг, плиты какие-то, два фонаря, как у нашего Краеведческого музея, и ребята…

Я в то лето гостил у маминой сестры, тети Сони, в одной южной станице, в Краснотуманской. Мама сперва боялась меня отпускать: там в недалеких республиках то и дело стреляли, взрывали, заложников захватывали. Но тетя Соня только посмеялась в ответ на мамины страхи: «Это же у н и х, по ту сторону границы. А у нас такого сроду не бывало. У нас тишина и рай на Земле: солнце, фрукты, климат чудесный, Вовочка отдохнет, как на детском курорте…»

«Вовочка» — это я, Вовка Семыгин, почти двенадцати лет, шестиклассник (то есть семиклассник уже, потому что учебный год закончился) из города Ново-Затомска.

Вначале я не очень рвался в какую-то неведомую станицу. Думал: чего там делать, в захолустье. Мы же с мамой сперва собирались в Петербург. Но оказалось, что денег на Петербург нет. А в нашем Ново-Затомске сидеть все каникулы — какая радость? Да и тетя Соня очень звала. Ее дети выросли, разъехались, и ей хотелось, чтобы, пускай хоть не надолго, появился в доме мальчишка, почти что свой. А я подумал: «Может, загорю там, на юге, по-человечески». А то загар ко мне всегда прилипал неохотно. В сентябре все пацаны коричневые, а я будто все лето в тени отсиживался, неловко даже.

Я и правда начал там загорать, только неровно, пятнами. И это была единственная (да и то маленькая) неприятность. А все остальное — чудесно! Мы со станичными ребятами ездили в ночное, купались в прудах, лазали по садам (хозяева ругались лишь для порядка: яблок, груш и вишни там — завались). А потом, за неделю до того, как мне уезжать, с юга через степь прорвались какие-то «касаевцы» или «бадаевцы». Они смели военные кордоны, разогнали местное ополчение, постреляли милицию и заняли два ближних хутора. А наутро начали палить по восточной окраине станицы.

Местное начальство отдало оба своих автобуса, чтобы вывезти всех ребят в районный центр, потому что «скоро здесь будет дым коромыслом, подкатят войска, пальба пойдет с двух сторон и в основном по мирным домам».