— Тём…
— Чего? — Тём (странное дело!) почему-то смутился.
— Вот… на, — Кей протянул ему промокший от ягодного сока кулек из тетрадного листка. Такого же, на котором были стихи.
— Что это?
— Тебе… — В кульке была крупная луговая клубника.
— Да ты что, Кей… Зачем?
Серые глазищи глянули требовательно.
— Потому что ты не смеялся. Когда читали стих. Все смеялись, а ты нет…
— Ну… спасибо, Кей. Давай пополам. Подставляй ладони.
Он мотнул светло-серыми легкими волосами:
— Нет… Ой!
— Что, Кей?
— Нитка сюда идет. Подожди… — И малыш опять укрылся за контейнером.
А на лужайке возникла Анита Назарова.
Это была ровесница Тёма. Из второго отряда девочек. В лагере «Приозерном» все ребята, кроме самых малышей, были почему-то поделены по «мальчишечьим» и «девчоночьим» отрядам. На Тёма Анита не взглянула. По-журавлиному прошагала через лебеду к контейнеру. Уперлась руками в бока, расставила длинные коричневые ноги. Отчетливо сказала:
— А ну, вылезай, обезьяна.
Кей покорно выбрался из укрытия.
«Ох, да это же брат и сестра! — сообразил наконец Тём. — Фамилия-то одна…»
Кроме фамилии, в них не было ничего похожего. Анита Назарова — с черными густыми волосами ниже плеч, с резкосиними глазами. Нельзя сказать, что красивая, — худая, очень курносая, редкозубая, но эти волосы, этот синий блеск… Многие пацаны заглядывались. Но Назарова держалась всегда строго, хотя и позволяла называть себя попросту Ниткой. Тём порой тоже поглядывал на Нитку с интересом. Но украдкой. Признаться, он ее даже побаивался…
Братишка стоял перед Ниткой — голова ниже плеч. Волосы закрыли все лицо. Он переминался и кулаками заталкивал матроску под резинку на поясе.
— Перестань ежиться, — металлическим голосом потребовала Нитка. — Встань прямо!
Кей слегка поднял голову и обнял себя за плечи.
— Бродячая кошка, а не ребенок! На кого ты похож! Опять перемазался, как чертенок в камине!.. Где ты был? Я тебе что говорила? Если будешь еще болтаться неизвестно где, получишь о-пле-уху!.. Ну-ка, опусти руки! Кому сказала!..
Кей прижал локти к бокам, вцепился в кромки трусиков, зажмурился. Потом приоткрыл один глаз.
«Если ударит, сразу дам ей по шее», — с отважным обмиранием подумал Тём. Результат мог быть плачевным: Нитка Назарова не из тех, кто позволяет безнаказанно давать себе по шее. Но Тём держал у груди мятый, истекающий соком кулек с клубникой, и подарил ему этот кулек малыш Кей, и как можно допустить, чтобы этого малыша кто-то лупил на глазах у Тёма! Пускай хоть самая родная сестра!
К счастью, сестра не дала брату обещанной «о-пле-ухи». Из кармана таких же, как у Тёма, джинсов, — истертых и обрезанных выше колен, — она достала платок, помусолила его и принялась оттирать у Кея щеки и локти.
— Трубочист! Сейчас же иди к умывальнику и отмывай все черные места! А потом отправляйся в палату и жди меня там, я дам тебе чистую рубашку… чучело…
Кей виновато глянул на Тёма и, чуть косолапя, ушел с лужайки. И тогда Тём удостоился внимания Нитки.
— А ты чего глядишь? Не видел, как воспитывают обормотов дошкольного возраста? — Это она не сердито, а, скорее, с усталостью.
Тём честно сказал:
— Я боялся, что ты его ударишь.
— Я?! Его?! О, боже мой… Да я его только раз в жизни отшлепала, да и то с перепугу…
— С какого? — спросил Артем. Было почему-то неловко обрывать разговор.
— С какого перепугу? Он весной удрал из детского сада. И на соседнем дворе забрался в пустую голубятню. В такой домик на столбах… Я прихожу за ним в садик, а там все на ушах стоят, в милицию звонят… Тём, я чуть не померла…
Так у нее вдруг доверчиво получилось: «Тём, я чуть не померла…» И Тём увидел, что она не строгая, а в самом деле уставшая.
У Тёма не было ни братьев, ни сестер, но он представил себя на месте Нитки, и… холодок по коже. Тут и правда помереть недолго.
— А что дальше?
— И тут какой-то дядька приходит, держит этого паршивца за руку и говорит: «Полез я голубятню чистить, а там этот гражданин свернулся калачиком и спит. Не ваш ли?» Ну, тут я заревела и надавала ему сумкой по штанам. Пустой, хозяйственной… А он хоть бы хныкнул. Только моргает глазищами… Я говорю: «Чего тебя туда понесло?» А он: «Потому что эта будка — как избушка на курьих ногах…»
— Ему, видать, эти избушки сильно нравятся… — Тём был доволен, что можно не кончать беседу. — Вот и в стихах он про них…
— Ты не знаешь! Он же целую сказку про них выдумал. Даже не сказку, а… прямо научную теорию. Будто такие избушки к Бабкам Ягам попадают со стороны. Будто бабки их крадут и угоняют, как цыгане лошадей…
— У кого?
— У какого-то кочевого племени, которое называется «бом-зайцы». Или «бомзайчане»… Будто это племя живет за дальними сказочными лесами и полянами, в таких вот избах. И прямо в них кочует с места на место, целыми деревнями. И будто каждая собачья конура тоже с куриными ногами, их конур этих много, они ходят за избушками… А еще скворечники. Только не все, а те, в которых не захотели жить скворцы. Эти скворечники слезли с шестов и крыш и бегают за избушками и конурами, как цыплята за наседками. Я говорю: «А кто в них живет, если не скворцы?» А он: «У этих жителей еще не придумалось название…» Семи лет человеку нет, а уже всякие фантазии в голове. Что дальше будет?
— Дальше будет хорошо, — пообещал Тём. — Писателем сделается, станет фантастику сочинять, как Кир Булычев…
— Но сначала он сведет меня в могилу!
— Да что ты, Анита, — осторожно сказал Тём. — Он хороший. Только его понимать надо. Маленькие это любят. Вот смотри, он мне клубнику подарил за то, что я вчера над ним не смеялся… На… — И он протянул кулек.
Нитка глянула ему в лицо блестящими, как осколки синего блюдца, глазами и… взяла ягоду.
— Да бери еще!
Нитка взяла еще две.
Она и Тём неторопливо пошли вдоль забора. Тропинка была узкая, Тём сошел с нее. Сорняки хватали его за ноги, но он терпел, чтобы идти рядом с Ниткой. А ее беспокоило все то же:
— Думаешь, этот «писатель» умываться пошел? Опять ус-вистал куда-нибудь… Если бы он свои фантазии в нормальных местах сочинял, где все дети! А то ведь заберется в самую глушь и мечтает там. А потом — брык на бок и засыпает. Сразу! Такое у него свойство. И не докричишься… Его и Кеем назвали поэтому…
— Почему?
— Потому что он как тот Кей, который удрал со Снежной королевой. Надо обойти полземли, чтобы отыскать его…
— Тогда почему тебя не зовут Гердой?