Доня на четвереньках снова подошел ближе. Прилипшая галька часто падала с его тощего живота.
— Господи, что за жизнь, — с почти настоящей тоской сказал Доня. — Что делать — непонятно. Куда деваться — неизвестно. И спросить некого.
Мне эта его тоска совсем не понравилась. Я даже разозлился:
— А ты чего хотел? Чтобы стояла будочка, а на ней вывеска: «Справочное бюро»?
— Неплохо бы, — сказал Доня, глядя поверх голов. И вдруг округлил глаза. — Ой… смотрите.
Мы нервно оглянулись.
За нами была плоская желтая скала. На ней белели неровные, будто мелом написанные буквы:
А под буквами — белая стрелка.
6
Оказалось, что от скалы тянется в направлении стрелки тропинка. Кто ее протоптал? Собаки?
Мы пошли. Колючие головки сухой травы дергали нас за штаны. Будто просили: останьтесь! Но как могли мы остаться, когда такая надпись и стрела!
Собаки, чуть поотстав, провожали нас длинной вереницей.
Шли мы долго. На плоских камнях время от времени попадались белые стрелки: мол, правильно шагаете. Да и тропинка была единственная.
Здешнее солнце жарило с высоты.
Наконец Коптилка проворчал:
— Кто-то нам просто пудрит мозги.
Жираф Алик помотал над его плечом головкой на упругой шее: нет, не пудрит.
— Кто бы там ни был, узнать-то надо, — рассудил Голован.
Наконец мы увидели на сером камне еще одну стрелку — она упиралась в белую вертикальную черту. Словно говорила: пришли.
А куда пришли-то? Ничего не было. Только круглая, покрытая бугристыми плитками площадка, а на ней все та же пыльно-желтая трава, только пожиже и пониже. И также, как всюду, торчали камни разной формы. Посреди площадки — самый высокий. Глыба серого ракушечника чуть выше человеческого роста.
— Вот и приехали, — сказал Коптилка. И сел на плитки перед камнем. И остальные сели. Потому что куда еще идти-то? Мы изжарились от зноя. Чесали исцарапанные ноги и оглядывались… Собаки не пошли за нами на площадку, остались неподалеку, в траве.
Я уныло смотрел на ракушечную глыбу. Она слегка напоминала памятник. Будто какая-то особа в длинном платье сидит в кресле на постаменте метровой высоты.
— Глядите, — хмыкнул я. — Может, это и есть сотрудница справочного бюро?.. Простите, сударыня, вы не могли бы ответить на несколько вопросов?
Произошло шевеление воздуха. Камень превратился в сидящую старуху. Так в сказочных фильмах оживают всякие предметы — бесшумно и в одну секунду.
Никто, кажется, не удивился: насмотрелись уже на всякое. Но, по-моему, все обрадовались.
Это была не просто старуха, а старая дама. В шляпке и очках-пенсне со шнурком (как у Чехова). У груди она держала распахнутый веер из перьев. Серое платье с кружевами спускалось с постамента. Дама стрельнула в меня блеском очков.
— Не следует иронизировать, молодой человек. У нас вполне серьезное учреждение.
— Простите, — пробормотал я.
— Ближе к делу. Что именно вас интересует?
— Мы не знаем, что делать дальше, — честно объяснил Кирилка.
— Это зависит от того, ч е г о ж е вы хотите…
А чего мы хотели?
— К сожалению, это самый трудный вопрос, — объяснил воспитанный Доня. — К сожалению, мы знаем конкретно лишь то, чего не хотим. Возвращаться на астероиды.
И все согласно зашевелились.
Старая дама обвела нас взглядом поверх очков.
— А, собственно, что вас не устраивает на астероидах?
Мы запереглядывались. Как ей растолковать?
— Трудно сказать, — наконец выговорил Голован. — Мы не видим смысла. Не знаем, зачем мы там.
— Так-так, — сказала дама с особой интонацией. — Вам нужен смысл?
— А как же, — осторожно подтвердил Кирилка. А Минька Порох сказал со слезинкой:
— Почему мы там одни? Никаких ребят больше нет. Взрослых тоже нет…
— Взрослые попадают в иные миры. В соответствии со своими склонностями, заслугами и устремлениями. А для вас… Видимо, так было задумано: играйте, развлекайтесь, делайте что хотите. Разве не о такой жизни мечтали вы раньше?
— Нет, конечно! — звонко воскликнула Аленка. — Мыхо-тели быть с теми, кто нас любит! А еще мы хотели когда-нибудь вырасти, сделаться взрослыми.
— А вот с этим сложно, — вздохнула старая дама. — Взрослыми становятся только на Земле… То, что вы там не успели вырасти, это вообще ненормальность. Нарушение законов Всеобщей Природы. Отсюда и такие вот… несообразности с вашим обустройством. Человек не должен попадать в иные миры, пока он не вырос на родной планете…
— Кто же ц-виноват? — дерзко спросил Локки.
— Никто, голубчик… Понятия «виноват» и «не виноват» слишком узкие и носят чисто земной характер… Впрочем, каждому в конце концов воздастся по его делам.
Вежливый Доня спросил:
— Простите, а когда?
— Понятие «когда» тоже относительно. Природа Времени — особая тема.
— А как это «воздастся»? — подала опять голос Аленка.
— Милочка моя! — Дама впервые улыбнулась впалыми серыми губами. — Уж тебя-то никак это не должно волновать.
— Ну почему же?.. А вот бабушка говорила, что когда человек заканчивает жизнь на Земле, его отправляют в ад или в рай. В рай — это в небесное царство, прямо к Богу…
Старая дама подобралась, опустила веер.
— Все мы на пути к Богу… Только путь этот ох как сложен. Неизвестно, сколько надо пройти, чтобы приблизиться к престолу и вложить свой кирпичик в фундамент Всеобщей Гармонии.
— Это как? — спросил Минька Порох.
— Я сложно изъясняюсь, да?
— Нет, вполне доступно, — утешил ее Доня. — Вы не волнуйтесь, мы потом ему растолкуем.
— Хорошо… Видите ли, Вселенная еще очень молода, она в процессе становления, у многих экспериментов бывает сбой…
— Как с нами? — не выдержал я.
— Видимо, да, голубчик…
— Ну и скажите же нам тогда, пожалуйста, что же нам теперь все-таки делать? — со звоном отчаяния опять вмешался Кирилка.
— А чего вы хотите больше всего?
Тогда я посмотрел старухе прямо в лицо. Глаза ее за очками были непонятные, будто в темном тумане… Зачем она мучает нас?
— Вы же знаете! То, чего мы хотим больше всего, невозможно! Обратной дороги нет!
Она не рассердилась на мой крик. Положила веер на колени, скрестила руки с кружевными манжетами.