Лужайки, где пляшут скворечники - читать онлайн книгу. Автор: Владислав Крапивин cтр.№ 150

Арунас смотрел в пол и переступал босыми ногами. Выговорил — и с неловкостью, и с радостью:

— Ничего себе «кое-что». Целый вагон… гуманитарной помощи.

— Ты не прав, — заявила бабушка, прикидывая на Арунаса сперва сизые джинсы, а потом коричневые шортики и футболку шоколадного цвета с мультяшным котом в сапогах на груди. — Совершенно не прав, друг мой. Гуманитарная помощь полностью бескорыстна, а ты… разве ты забыл, что обещал мне?

Ивка и я приоткрыли рты от любопытства. Бабушка значительно сообщила:

— Оказывается, мы оба любим кошек. И Нэлик сказал, что раздобудет для меня симпатичного котенка. Теперь-то уж я могу завести кота без всякой опаски.

Ивка заулыбался, он не понял последних слов. А я хотел возмутиться: «Опять ты про свое!»

Но в этот миг затрезвонил телефон. Звонил Арбуз:

— Алька! В театре Демида пожар!

И мы трое рванули к Демиду.

Оказывается, театр загорелся перед рассветом. С двух сторон. Это был наглый поджог. Кто-то выбил стекла и бросил в окна склянки с горючкой.

К счастью, синьор Алессандро и Демид ночевали в театре. Они часто оставались там, засидевшись за работой до ночи. Огнетушителем они сразу сбили пламя в зрительном зале, у левого края сцены. Хуже дело обстояло в мастерской, в ней сильно пострадали декорации. Но и там Демид и Алессандро управились до приезда пожарных.

…Мы сидели на обугленных табуретках у закопченного камина и рассуждали: каким гадам это понадобилось?

— Ведь не фирма же здесь, не коммерческий магазин! — с сердитым пыхтением доказывал Арбуз. — Нет же у театра никаких конкурентов!

— Ну, ни капельки не понятно, кому это все могло мешать! — согласилась с ним Настя. — Это скорее всего просто бессмысленное хулиганство! Называется «немотивированное», потому что без причины.

Демид послушал наши бестолковые восклицания и возмущения, потом обстоятельно разъяснил, что случайности тут нет никакой.

— Поджечь мог кто угодно. Во-первых, так сказать, по идейным соображениям. Городской союз «Офицерская слава» в своей газете возмущался, что мы в спектакле «Огниво» издеваемся над генералами и «воспитываем в детях негативное отношение к армии…». Несколько всяких «независимых предприятий» по-прежнему разевают рот на наше помещение. А фирма «Восход» очень даже мечтает устроить в нашем доме цех по выпуску моющих средств. А под этим соусом — и самодельного коньяка…

— В милицию заявляли? — хмуро поинтересовался Вячик.

— Заявляли, — покивал Демид. — Там обещали разобраться, как мы выполняем правила пожарной безопасности. «У вас, — говорят, — наверняка произошло самовозгорание, а теперь вы пытаетесь найти виноватых, чтобы оправдаться».

Вячик одними губами сказал нехорошее слово. Настя заметила, глянула. Он покраснел и надулся.

Ивка говорил мало. Арунас вообще молчал. Он сидел рядом со мной на уцелевшей от огня высокой скамейке (сделанной «под старину») и болтал перемазанными сажей ногами. Недавно он активней всех (потому что новичок) работал тут, вытаскивал на двор обгорелые остатки декораций. При этом изрядно пострадали его обновки. Теперь он то вытаскивал из вельветовых шортов мелкие щепки-занозы, то помусоленным пальцем стирал с плетеных сандалеток золу и пыль.

Маргарита сказала ему, как давнему знакомому:

— У тебя на майке на плече дырка. Ну-ка, снимай. Настя, принеси нитки…

До обеда мы возились в театре, наводили порядок. Освобождали помещение от всякого хлама, чтобы не загорелось вновь. Демид всех (и себя) успокаивал:

— Ничего страшного. Подремонтируем, подкрасим, к осени сможем работать снова.

Но мы видели, что ремонт потребуется немалый — левая часть сцены пострадала изрядно.

А где брать деньги для ремонта?

— Как бы все-таки отыскать этих гадов? — то и дело вздыхал Арбуз, тяжело ворочая тюки и доски.

То же самое выговаривал он и во время перерыва, когда уселись пить чай с бубликами (их купила Маргарита).

Демид обмакнул в кружку сухой бублик и неторопливо рассудил:

— Если театру судьбой был предписан пожар, не так уж важно, кто его поджег. Мы думаем, что причина в злоумышленниках, а главное-то — сам пожар. Здесь опять возникает путаница причин и следствий. Она часто случается при деформации пространственно-временного континуума. А эта деформация чаще всего совпадает с переломными историческими периодами, вроде нынешнего.

Настя вопросительно посмотрела на Маргариту: не свихнулся ли Демид от нервного потрясения?

Ивка и Арунас моргали с откровенным непониманием. Николка с чмоканьем обсасывал бублик. («Это не только бублик, но еще и атолл на какой-то планете, покрытой океаном», — подумал я.) А синьор Алессандро покивал и заметил, что Демид при желании мог бы стать мировым светилом в области философии. Но лучше бы «светило» подумало, где взять деньги на ремонт.

— И о новой пьесе пора думать, — сказала Маргарита.

Демид сделал горькое и отрешенное лицо: что, мол, возьмешь с этих людей, неспособных к серьезным рассуждениям. И затем посмотрел на меня: как бы с просьбой о понимании. И я опустил глаза — будто кивнул…

Когда мы уходили, я отозвал Демида в сторону и рассказал о своих сомнениях. О точках добра на плоскости, которая рассекает сумрачные пространства Озма. А с кем еще я мог поговорить про такое? Демид слушал серьезно. И серьезность была настоящая, со спокойным таким разумением. Потом он сказал:

— Мысли у тебя интересные. Мой друг Федя любил говорить про такое… Но почему ты думаешь, что все точки добра лежат на одной плоскости? Может быть иначе. Они на разных уровнях, но соединяются особыми линиями — связями понимания и доброго взаимодействия… И, может быть, эта конструкция создает жесткий каркас.

— Зачем?

— Он как бы распирает пространство мрака, борется с

Озмом. Не дает ему сплющить, раздавить нас всех… Непонятно, да?

Если бы кто послушал со стороны, решил бы, наверно, что рассуждают два сумасшедших. Но мне было понятно. Я прикрыл глаза и увидел желтые шарики-огоньки, соединенные будто бы стеклянными спицами. Похоже на модель кристалла. И на эту хрупкую конструкцию со всех сторон давила липкая и густая, как гудрон, тьма. Прозрачные спицы дрожали и еле слышно звенели. Выдержат?

Господи, выдержат?!

— Может быть, я рассуждаю примитивно, — сказал Демид, — но мне кажется так: чем больше добрых дел, тем прочнее этот каркас. Тем больше надежды…

— Но я-то при чем? — тихо спросил я. — Как я там оказался? Там… в этом каркасе… должны быть только хорошие люди. Крепкие…

— А ты чем плох?

«А я трус. И вообще… столько всего на душе. Все вспомнишь, так не отмоешься. Столько пакостных мыслей, что никому не расскажешь. И сны всякие дурацкие… И шкурник я: о себе в тысячу раз волнуюсь больше, чем о других. Отца с матерью не пошел даже на вокзал провожать, когда уезжали в Подмосковье: помахал из окошка и помчался к Стебельковым».