Но последние несколько лет мне все меньше и меньше нравится выпивать — лишь до очень легкой приятной стадии даже не опьянения, а скорее некой расслабленности, когда ощущаешь весь букет вина — не больше одного бокала. И этот бокал я могу растягивать на часы застолья. А крепкие напитки я и вовсе не употребляю.
Я как-то раз поймала себя на мысли, что меня стало реально раздражать состояние, когда я начинаю хуже и медленнее соображать, и уж тем более перестаю, пусть и частично, себя контролировать.
Поэтому на Ленкином юбилее, не самым скромным образом поинтересовавшись у официантов, какие вина они будут подавать к столу, я решила ограничиться бокалом шампанского.
Не то. Ну, такая я вот привереда, но согласитесь: коль уж практически не пьешь, то когда все же сподобилась, следует выбирать нечто действительно достойное, чтобы получить настоящее удовольствие.
Но, к сожалению, шампанское тоже не порадовало качеством, хоть и было весьма недурно и довольно дорогой марки, что странно, отчего-то горчило. И вот я мусолила и мусолила неполный бокал пару часов, зорко наблюдая за тем, чтобы мне больше не подливали.
Зато отдала должное подаваемым блюдам.
Все понемножку попробовала. Ни к чему не придралась — вот что хорошо, то хорошо! Ничего не добавишь. Кухня этого ресторана отличалась изысканностью и славилась высоким уровнем качества.
Однако танцуя в один из перерывов между тостами и поздравлениями, я вдруг почувствовала, что мне как-то нехорошо, и поспешила в дамскую комнату.
Пока я до нее добиралась через пьяненький танцующий народ, мне становилось все хуже и хуже. И в результате я практически бегом влетела в туалет, заскочила в кабинку, склонилась над унитазом, и меня долго и мучительно выворачивало наизнанку.
Совершенно обессиленная, я дотащилась от кабинки к умывальнику, посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась — лицо как белая маска актеров японского театра кабуки — губы слились цветом с кожей лица, глаза лихорадочно горят, руки дрожат, все тело трясется, как от холода.
Ничего себе! Это чем же я так отравилась?
Зацикливаться на данном вопросе я не стала по простой причине, что без толку. Тут на мое счастье в туалет влетела разгоряченная танцем Женька, увидела меня и ахнула:
— Кирка, что с тобой? На тебе лица нет!
— Перебрала немного, — отделалась я самым простым из возможных объяснений и попросила: — Женьк, принеси мне мою сумочку, пожалуйста. Я такси вызову и домой по-тихому уеду. А то мне как-то фигово.
— Сейчас, сейчас! — заторопилась Женька и выбежала из туалетной комнаты.
А я принялась умываться. Подруга вернулась очень быстро, да не одна, а с юбиляршей.
— Кирочка, что с тобой? — обеспокоенно спросила Лена и обняла меня за плечи.
— Перебрала немного, — повторила я первоначальную версию. — Лен, ты не обижайся, я по-тихому домой поеду. Ладно?
— Конечно, конечно! — уверила меня со всем энтузиазмом Лена. — Я сейчас сама тебе такси вызову и посажу.
И она, выхватив из кармана своего великолепного брючного костюма смартфон, принялась торопливо набирать на нем номер. Женьку Лена отправила назад в зал, а сама пошла провожать меня на улицу, поддерживая под локоток и давая всяческие рекомендации:
— Как приедешь, выпей горячего крепкого чаю с сахаром. Не кофе. От кофе только хуже станет. И в душ не лезь, может еще сильнее развезти. Лучше чаю побольше и спать ложись.
— Угу, — промычала я, устраиваясь в такси.
Лена наклонилась к водителю и еще раз повторила ему адрес доставки моего тела. Тот кивнул и понимающе усмехнулся.
Не успели мы отъехать, как меня скрутило просто-таки адским приступом — от сильной рези в желудке и непроизвольно застонав, сложилась пополам, прижав руки к животу.
— Девушка, вам плохо? — забеспокоился водила, посмотрев на меня в зеркало заднего вида.
— Плохо, — простонала я.
— Перебрали, что ли? — еще больше обеспокоился он и быстренько предложил: — Может, остановиться? В том смысле, если вас тошнит?
— Я не пила, — прохрипела я, — но, видимо, что-то съела…
Желудок закрутило новым острым приступом боли, мне стало жутко холодно, тело вдруг в один момент покрылось липкой испариной, в глазах потемнело, онемели пальцы на ногах и руках, и мне показалось, что я умираю.
Со всей четкостью и ясностью я подумала: «Вот сейчас я умру».
— Отве… — начала хрипеть я, испугавшись, что водила меня не услышит и не поймет, — …зите меня… в больницу…
— Да врубился я!! Везу уже! — в легкой степени паники почти прокричал таксист и попросил: — Ты там держись!
— Держусь… — прохрипела я, теряя сознание.
Дальнейшее помню смутно. Кажется, таксист вынес меня на руках из такси и бегом понесся к приемному отделению, что-то крича на ходу. Потом я почувствовала спиной холодную поверхность каталки, меня куда-то привезли и переложили. Я еще умудрялась отвечать на вопросы, которые задавал какой-то голос издалека. Потом почувствовала, как меня раздевают, и отключилась.
И лучше бы я не приходила в себя вообще!!
Потому что очнулась я в аду — меня держали жесткой рукой за подбородок и совали в рот какую-то штуку. Я давилась, пыталась сопротивляться, сцепить зубы, но выяснилось, что сомкнуть зубы мешает какая-то фигня между ними, а дергаться не дают чьи-то руки, державшие меня за ноги.
— Прекрати немедленно!! — гаркнул доктор самым грозным командирским тоном, и я тут же замерла, а он пояснил: — Нам надо тебя промыть! Терпи!
И я терпела! Да что терпела!!
Промывали меня несколько раз — то есть сначала вливали какой-то раствор напрямую в желудок через трубку, после складывали пополам и заставляли все это выдать обратно! А потом еще и клизму засадили!!
Здоровую, собака! Не тебе домашнее баловство в литра полтора!
Натерпелась я…!! Кошмар полный и безнадежный!
Но через часа полтора откровенных пыток я оказалась под капельницей на больничной койке и обессиленно вырубилась. А когда очнулась, увидела, что капельницу уже сняли и даже штатив унесли. Прислушавшись к своему состоянию, я с удивлением обнаружила, что чувствую себя вполне сносно и даже легкость в теле образовалась необычайная.
Ободренная своим состоянием, я села на койке, снова прислушалась к ощущениям и смело поднялась.
Не сказать, что я представляла из себя веселого бодрячка и вполне здорового человека, слабость сильная ощущалась, и ножки подрагивали, но во мне возникло стойкое и непреодолимое желание покинуть это негостеприимное место и снять с себя наконец ту странную тряпку, подразумевавшую, видимо, больничную рубаху, в которую меня облачили.
А еще принять душ! Так мне вдруг до слез захотелось в душ!