По дороге сюда я решил, что не стану упоминать
о судье Хейле и его угрозах. Это затруднит обсуждение. Будет много времени
обсудить это позже, когда уже не о чем станет говорить.
— Страховая компания предложила уладить дело
полюбовно.
— Что это значит?
— Они предлагают некоторую сумму.
— Сколько?
— Семьдесят пять тысяч долларов. Они
рассчитали, что столько должны заплатить своим адвокатам, поэтому и готовы все
уладить миром.
Она заметно краснеет и крепко сжимает челюсти.
— Эти ублюдки считают, что нас можно купить,
верно?
— Да, они именно так думают.
— А Донни Рею деньги больше не нужны. Ему
нужна была пересадка костного мозга, но в прошлом году. А теперь уже слишком
поздно.
— Согласен.
Она берет пачку сигарет со стола и закуривает.
Глаза у нее красные и влажные. Нет, я ошибся. Эта мать не сдалась. Она хочет
крови.
— А что мы должны делать с этими тысячами, как
они думают? Донни Рей будет уже мертв, останемся только я и Бадди. — И она
кивает головой в сторону «ферлейна». — Ублюдки, — повторяет она.
— Согласен.
— Вы, наверное, сказали, что мы возьмем
деньги, да?
— Конечно, нет. Я не могу идти на улаживание
дела без вашего на то согласия. Но мы должны к завтрашнему утру принять
решение. — Опять возникает опасность, что дело будет снято со слушания. Но мы
можем воспользоваться правом на апелляцию и просить об отводе судьи Хейла. Это
займет примерно год, но у Дот тогда останется возможность еще побороться. Мне
не хочется сейчас это обсуждать.
Мы долго сидим молча. Нас устраивает, что мы
можем вот так думать, молчать и ждать. Я пытаюсь привести в порядок мысли. И
только один Бог знает, какая сейчас кутерьма в голове у Дот. Бедная женщина.
Она тычет сигаретой в пепельницу и говорит:
— Надо бы обсудить это дело с Донни Реем.
Я прохожу за ней по темной гостиной в
небольшой коридор. Дверь в комнату Донни Рея закрыта, и на ней больше не висит
надпись «Не курить». Она легонько стучится, и мы входим. В комнате чисто и
опрятно, немного пахнет дезинфицирующим раствором. В углу крутится вентилятор,
зашторенное окно открыто. Над изножьем кровати поднят телевизор, а рядом с
кроватью у подушки — маленький столик, сплошь заставленный пузырьками с
микстурами и таблетками. Около столика я и сажусь. Дот занимает положение с
другой стороны.
Донни старается все время улыбаться, он
пытается убедить меня, что чувствует себя хорошо и сегодня ему лучше.
Просто он немного устал, вот и все. Голос у
него глухой и напряженный, а слова иногда нельзя разобрать. Он внимательно
слушает, пока я снова рассказываю о вчерашнем заседании и объясняю смысл
сделанного нам предложения. Дот держит его за правую руку.
— Они могут дать больше? — спрашивает Донни.
Это тот самый вопрос, который мы с Деком обсуждали вчера за ленчем. «Дар жизни»
уже сделал значительный прыжок с нулевой отметки до семидесяти пяти тысяч. Мы
оба подозреваем, что они могут дойти и до сотни, но я не смею строить такие
радужные прогнозы перед моими клиентами.
— Сомневаюсь, — отвечаю я. — Но можем попытаться.
Все, чем мы тут рискуем, это отрицательный
ответ.
— А сколько получите вы? — спрашивает он, и я
объясняю условия договора, по которому мне причитается третья часть от общей
суммы гонорара.
Донни смотрит на мать и говорит:
— Это означает пятьдесят тысяч для тебя и
папы.
— А что мы будем делать с этими тысячами? —
спрашивает она сына.
— Выплатите кредит за дом. Купите новый
автомобиль. Что-нибудь отложите на старость.
— Не нужны мне их проклятые деньги.
Донни Рей закрывает глаза и ненадолго
отключается, задремав. Я пристально смотрю на пузырьки с лекарствами.
Проснувшись, он дотрагивается до моей руки, хочет пожать ее и спрашивает:
— А вы, Руди, не хотите заключить соглашение?
Ведь часть этих денег ваша.
— Нет. Я не хочу заключать с ними сделку, —
убежденно отвечаю я. Я смотрю на Донни, потом на Дот. Они очень внимательно
слушают. — Они вряд ли стали бы предлагать вам деньги, если бы не беспокоились
за исход дела. И я хочу вывести этих мерзавцев на чистую воду.
Адвокат обязан давать самые добросовестные и
наиболее выгодные для клиента советы, невзирая на собственные финансовые
обстоятельства. Я нисколько не сомневаюсь, что смог бы уговорить Блейков на
соглашение. Мне нетрудно было бы их убедить, что судья Хейл собирается выбить
почву у нас из-под ног. И что сейчас деньги на столе, но вскоре исчезнут
навсегда. Я мог бы нарисовать мрачную, роковую картину того, что нас ожидает, и
эти люди, которых так часто попирали, мне бы поверили.
Это было бы легко. И я бы получил двадцать
пять тысяч долларов — гонорар, который мне сейчас трудно даже представить. Но я
победил искушение. Я боролся с ним все утро, лежа в гамаке, но теперь я его
поборол и в душе моей воцарился мир.
Немного требуется для того, чтобы я навсегда
расстался с профессией юриста. И сейчас у меня такое настроение. Я скорее
откажусь от карьеры, чем продам своих клиентов.
Я оставляю Блейков в комнате Донни Рея.
Завтра, я надеюсь, мне не придется вернуться к ним с известием, что по
ходатайству «Тинли Бритт» нашему делу дан отвод.
Есть по крайней мере четыре лечебных заведения
в окрестностях больницы Святого Петра, до которых можно дойти пешком. Имеются
здесь также медицинский колледж, училище для зубных техников и бесчисленные
частные врачебные кабинеты. Медицинское братство в Мемфисе сосредоточено в
районе шести смежных кварталов между авеню Юнион и Мэдисон. На самой Мэдисон,
прямо напротив больницы Святого Петра, возвышается восьмиэтажное здание,
известное как Медицинский центр имени Пибоди.
У него есть закрытый проход на Мэдисон-авеню,
так что доктора могут бегать из своих офисов в больницу Святого Петра и
обратно. В Медицинском центре Пибоди работают только врачи, один из которых,
доктор Эрик Крэгдейл — хирург-ортопед. Его кабинет расположен на третьем этаже.