– Борн! – от возмущения я чуть не упала.
– Рахиль! – Он мягко спружинил на землю, продолжая глядеть на меня.
– Борн.
Голова у меня запоздало закружилась. С утра он еще подрос.
– Рахиль, ты не должна была меня увидеть.
– А ты не должен был здесь оказаться! Тут небезопасно.
– Если тут небезопасно, зачем ты сюда пошла? – спросил он с оттенком раздражения, появившимся только на прошлой неделе.
– Это моя работа. Ты меня не послушался. Следил за мной, а это – плохо. Плохо!
Хотя Борн находился на полпути от ребенка к взрослому, он так и не перерос это самое «плохо» и «хорошо». Он всегда хотел быть «хорошим».
– Я знаю.
Он смутился. На самом ли деле? В позе Борна было что-то ликующее. Он испытывал восторг, и никакие выговоры не могли его умалить, раз уж не смог этот кошмарный, огромный мир вокруг. Несмотря на мою показную суровость, его настроение передалось мне. Наверное, он это почувствовал.
Одежда опала, и Борн снова сделался шестифутовой помесью кальмара и морского анемона с кольцом глаз. Вздрогнув, я отступила, рука сама потянулась к жуку. Никогда еще Борн не казался таким чужим, как в тот момент: голый и одинокий посреди улицы, пусть даже мне хорошо был знаком его истинный облик.
Ничто и никто не выглядело здесь настолько чуждым.
Я готова была бросить его тут, среди пыльных развалин, удрать, перепрыгивая с крыши на крышу, как можно дальше. Моя жизнь сразу стала бы проще и лучше, а Борн пусть донимает кого-нибудь другого. Но мгновенно нахлынувшее чувство утраты заставило меня пошатнуться, я чуть не свалилась с крыши. Нет, так поступить я не могла.
Внезапно воздух потяжелел, в голове родилась абсурдная мысль, что это приближается Морд. Я стремительно скатилась вниз. Ко всему прочему, мне не улыбалось торчать тут после заката.
– Кем это ты вырядился? – поинтересовалась я.
– Да так, – сказал Борн, не глядя мне в глаза, что, учитывая количество его собственных глаз, было настоящим подвигом.
– А все же?
– Волшебником, – застенчиво пробормотал он. – Из старой книжки, найденной в Балконных Утесах.
– Какой книжки?
– Не помню. Про волшебников много книг. И все они похожи.
– Только заклинания у них разные, – заметила я.
– Правда? А Вик тоже волшебник? Он знает заклинания?
– Я волшебница. И знаю одно заклинание, которое вернет тебя в Балконные Утесы.
– Это не заклинание, – неуверенно возразил Борн.
По крайней мере, волшебники не были морокунами. Если он попал под заклинание настоящей морокуньи, мы все погибли.
– Что же мне с тобой делать-то? – спросила я его, поскольку сама понятия не имела.
Конечно, глупо было надеяться уберечь Борна от дурного влияния улицы. Будь у меня время, я прямо на месте преподала бы ему наглядный урок, рассказав об опасностях, окружающих нас со всех сторон. Открыла бы то, о чем до сего момента не упоминала: большинство мусорщиков будут рассматривать его как утиль. Никто не увидит в нем личность, только вещь.
На обратном пути мы снова прошли мимо мертвецов в разбитых костюмах. Борн помахал им рукой и попрощался.
Как будто знал их лично, и они были его добрыми друзьями.
Спустя какое-то время я опять почувствовала затылком покалывание чужого взгляда. Вскоре обнаружился и источник этого чувства, тенью следовавший за нами на мягких лапках.
– Этот лис идет за тобой, Борн. Что это значит?
– Он мой ручной лис.
– Он вовсе не ручной лис. Разве ты его приручил?
– Нет. Он мне не позволяет.
– Почему тогда он ходит за тобой?
– Я ему сказал.
– Сказал?
– То есть, конечно, я ему не говорил. Это было бы нелепо. Безобразно. Глупо. Неприемлемо.
– Почему бы тебе не подкрасться к нему и не съесть, как ящерку?
– Нет, он мне этого не позволит.
– Даже если ты устроишь засаду? – Я ничего не имела против лиса, но он и ему подобные уже начали действовать мне на нервы.
– Он всегда включен.
– Что хочешь этим сказать?
– Включен, как лампочка. Другие – тусклые, он – нет.
– В каком смысле? – переспросила я.
Никаких лампочек давно не существовало. Откуда Борн о них узнал?
Он мне не ответил, а когда я обернулась в следующий раз, лиса уже след простыл.
Однако я сделала хороший крюк, путая следы и постаравшись убедиться, что к тому времени, когда мы вышли к тайному входу в Балконные Утесы, никто за нами уже не следит.
* * *
Я проснулась среди ночи, похоже, разбуженная голосом Борна. Он свернулся калачиком у моей кровати, свободно разбросав коротенькие, зеленоватые щупальца, множество глаз так и шныряли по телу. Половина наблюдала за мной, половина – за входной дверью. У меня возникло впечатление, тут же, впрочем, пропавшее, что несколькими мгновеньями раньше он наблюдал за мной с гораздо более близкого расстояния.
«…я не знаю, почему они за мной ходили, и не подозревал, что снаружи все будет таким пыльным и большим. Какое же оно большое. Там было небо. Огромное небо. Такое огромное, что казалось, оно вот-вот упадет на меня. А еще все эти… стены. Стены, стены… Маленькие зверюшки, идущие за мной, и жара. Там было жарче. Да, жарче. Определенно жарче. Мне не хотелось пить, но я вполне мог и попить. Потому что было жарко. Широкие просторы. Это – город. Так выглядит город в жизни. Как-то так. Да, именно так…»
«А еще там были мертвые астронавты. Закопанные в землю».
«Астронавты» надолго запали ему в мысли. Он раздобыл трех кукол и несколько недель возился с ними, ведя воображаемые беседы. Якобы они только что прибыли с Луны и помогали восстанавливать жизнь на Земле, или что-то в подобном роде. Наличие кучи щупалец помогало ему разыгрывать весьма сложные сцены.
Перевернувшись на другой бок, я попыталась не замечать его неумолчного бормотания. Видимо, он получил слишком много впечатлений. Еще бы, столько всего нового. Мне требовалось привыкнуть, иначе его удивление будет постоянно удивлять меня саму. С другой стороны, если бы я привыкла, то не смогла бы разделять его чувства, пусть и жить от этого стало бы проще. Притупленное восприятие вечного чужого трепета представлялось своего рода даром.
Потом меня вдруг осенило. Я потянулась и похлопала Борна по тому месту, которое привыкла считать головой.
– А? Чего тебе, Рахиль?
– Слушай, а как ты выбрался наружу? Ну, когда потопал за мной?
– Дверь была отперта. Прямо-таки распахнута. Все выглядело так, будто ты хочешь, чтобы я пошел за… – его голос звучал медленно и отстраненно.