– Дом, – говорит она, будто поняла, о чем я думаю, а потом качает головой так, словно хочет из нее вытряхнуть какую-то мысль. Она придерживает меня за локоть, помогает на ступенях, в доме она снимает с меня обувь и пальто.
– Я хочу тебе кое-что показать, – говорит Фиона и вытаскивает белый квадратик из кармана, разворачивает его. – Взгляни, просто взгляни.
Фотография. Моего дома. Нет, подожди. Не совсем. Этот не такой большой, окон поменьше, в нем всего два этажа. Но тот же самый чикагский особняк, тот же квадратный садик перед домом, и, как и мой дом, он окружен такими же домами: один в отличном состоянии, а второй немного запущенный. На окнах нет занавесок. И перед ним табличка «Продано».
– Что это? – спрашиваю я.
– Мой дом. Мой новый дом. Ты можешь в это поверить? – Я пытаюсь взять фото, чтобы посмотреть поближе, но она так просто не отдает. Мне приходится дергать. Теперь она нависает надо мной, будто бы не в силах выпустить ее из поля зрения.
– Он в Гайд-парке. На пятьдесят шестой улице. Рядом с кампусом. Могу на работу на велосипеде ездить.
– Жутковато, – говорю я, – такое сходство.
– Да, я тоже так думала. Разумеется, я за него переплатила. Он требует много работы. Но такие предложения нечасто появляются на рынке. Пришлось действовать быстро.
Я продолжаю глазеть на дом. Он почти как мой, это почти окно моей спальни, это почти изгородь вокруг моего двора.
– Когда ты переезжаешь?
– Ну, с этим сложновато. Закрытие сделки было отложено. Из-за Аманды. Она дала мне ссуду.
– А почему это может быть проблемой? Она передумала?
– Нет. Конечно же, нет.
– Тогда что?
Фиона замолкает на секунду.
– Я просто решила не беспокоить ее после всего, что было.
– А почему не попросила у меня? Или у отца?
Фиона накручивает фиолетовую прядь на указательный палец.
– Не знаю. Не хотела, чтобы вы чувствовали себя обязанными. Но все обошлось. Я смогла собрать нужную сумму.
– Ты же знаешь, если тебе нужна помощь…
– Да, знаю. Ты всегда была очень щедрой.
– Марк – это другое дело, разумеется. Мы с отцом не доверяем ему в денежных вопросах.
– Ты к нему слишком придираешься.
– Возможно. Возможно.
Я забыла, что все еще держу фотографию, пока она не наклонилась и не забрала ее, аккуратно согнула и положила обратно в карман. Потом вытащила и снова на нее посмотрела, будто бы проверяя, существует ли она на самом деле. Я делала так же, поглаживая ее крошечные ножки и ручки, пока она спала, очарованная тем, что родила на свет это идеальное создание.
– Это мой дом, – говорит она так тихо, что я едва могу разобрать слова. И улыбается.
* * *
Из моего блокнота:
Я смотрела шоу Дэвида Леттермана вчера вечером. Итак, так сказать, свидетельствуя мое почтение:
10 главных признаков, что у вас Альцгеймер
10. Ваш муж начинает представляться как «опекун».
9. На вашем холодильнике висит почасовое расписание с пунктами типа «прогулка», «вязание крючком» и «йога».
8. Все вдруг дарят вам сборники кроссвордов.
7. Незнакомцы вдруг становятся удивительно чуткими.
6. Все двери заперты снаружи.
5. Вы приглашаете на выпускной вечер собственного внука.
4. Ваша правая рука понятия не имеет, что делает левая.
3. К вам приходят герл-скауты и заставляют украшать с ними цветочные горшки.
2. Вы вдруг находите новые комнаты в своем доме.
И признак № 1, что у вас есть синдром Альцгеймера: эта мысль как-то закралась вам в голову.
* * *
Если бы я только могла видеть сквозь этот туман. Преодолеть тяжесть членов и конечностей. Каждый вдох причиняет боль. Руки безвольно лежат на коленях. Бледные и бессильные, они привыкли держать сверкающие острые предметы, прекрасные предметы, вес которых давал ощущение всесильности.
Люди приходили и обнажали свою плоть. Призывая меня разрезать их. И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый.
* * *
– Напишите о себе, – настаивает Магдалена. – Если так будет проще – пишите в третьем лице. Расскажите мне историю о женщине по имени Дженнифер Уайт.
Она скрытная. Некоторые могли бы сказать, что неприветливая. Но другим нравится это качество, они видят в нем форму честности. Ей кажется, что такая характеристика довольно справедлива. Оба качества можно отнести к ее выучке. Хирургия требует точности, объективности.
Рука не вызовет у тебя никаких эмоций. Рука – это коллекция фактов. Восемь костей запястья, пять пястных костей и четырнадцать фаланг. Сгибатель и разгибатель, сухожилия, управляющие пальцами. Мышцы предплечья. Противопоставленный большой палец. Все переплетено. Множественные взаимосвязи. И все это нужно для тех движений, что отличают человека от других созданий.
Но Аманда. Она думает о пястных костях Аманды, не хватает четырех наборов фаланг. Изувеченная морская звезда. Плачет ли она? Нет. Она пишет в своем блокноте: «Аманда умерла. Лишенная пальцев». Но никаких деталей.
Я останавливаюсь, кладу ручку. Спрашиваю Магдалену:
– А кого из соседей подозревали в убийстве Аманды? – Но она не отвечает. Может, потому, что я уже спрашивала, а она уже отвечала много раз. Может, потому, что знает, что я забуду вопрос, если она не будет обращать на меня внимания.
Но я редко забываю о заданных вопросах. Когда Магдалена игнорирует меня, незавершенное дело тяжестью ложится на нас, разрушая нашу обыденность, повисает между нами, пока мы пьем чай. В этот раз оно портит саму атмосферу в доме. Потому что что-то здесь категорически не так, как должно быть.
* * *
Снова мой блокнот. Почерк Фионы:
Сегодня я пришла и застала тебя необычно подавленной. Мы видели много гнева. Недоумения. Удивительно много благоразумного смирения. Но так редко такую пассивность побежденного.
Ты ссутулилась над столом, лицо опущено, руки свисают по бокам. Я наклонилась и положила руку тебе на плечо, но ты не пошевелилась и не сказала ни слова. Не отвечала на вопросы и не реагировала на мое присутствие.
Вдруг ты выпрямилась, отодвинула стул и медленно поднялась в свою спальню. Я не посмела пойти за тобой. Не посмела ни о чем спрашивать, боялась, что ты расскажешь мне о том темном месте, где витало твое сознание.
Мне никогда не было так страшно. Я не всегда была уверена, что знала о твоих мыслях, но всегда могла спросить, и ты иногда даже отвечала. Если правда и может ранить, то ты делала ее приятной тем, что так спокойно принимала ее.