В комнату заглянула сухолицая, остроносая особа – та самая
нетривиальная домработница. Выглядела она, правда, обычно и одета была в
среднестатистический для тружениц данной профессии наряд: строгое коричневое
платье, кретинский кокошник и белоснежный накрахмаленный передник.
– Газеты я спускалась свежие купить! И незачем орать во всю
глотку! Нервы и без ваших воплей ни к черту, – поджав губы, проворчала женщина,
продефилировала к журнальному столику и грохнула на него поднос. Изящная
фарфоровая чашечка затанцевала на блюдце, на свежие газеты и кремовую льняную
салфетку из кофейника выплеснулось несколько капель. Собственно, именно в этом
и заключалась оригинальность домработницы: Вера в выражениях не стеснялась и
легко могла послать хозяйку в… или на… улицу за свежими газетами. Но не
посылала, а каждое утро отправлялась за периодикой сама, хотя никто ее об этом
не просил.
– Ой-ой-ой, какие мы нервные, – поддела Ангелина, присела на
софу напротив журнального столика, налила себ кофейку и положила в чашку
прозрачную дольку лимона. Ангелина любила кофе с лимоном и обожала шокировать
официантов за границей своими оригинальными вкусовыми пристрастиями. Особо
тупым после объясняла, что подобная мода пошла еще со времен русского царя
Александра – какого именно, она не уточняла, так как не знала сама.
– Чем так недовольны? Опять, что ль, не прет? – смягчилась
домработница.
– Ага, категорически не прет, – вздохнув, согласилась
Ангелина. – Совершенно никакого настроения нет. Да и откуда? Откуда ему
взяться? Погода гнусная, дожди льют, любовника нет. И душа, душа моя вся в
смятенье. Вот уже неделя, как я живу не в ладу с собой. Полнейшая задница, –
заключила Ангелина, сделала осторожный глоток кофе, двумя пальчиками отставила
чашечку обратно на поднос и закурила сигарету в длинном мундштуке из карельской
березы.
– А вы газетку-то прочтите, глядишь, настроение и наладится,
– посоветовала Вера. Лицо экономки при этом было загадочным и довольным.
– Что такое? Неужели кто-то написал положительную рецензию
на мои книги? – заинтересовалась Ангелина, выпустила пару рваных колечек дыма
из ярко накрашенных губ, схватила газету и зашуршала страницами.
Заречная делала макияж, как только поднималась с постели.
Наводить утренний марафет вошло у нее в привычку с тех пор, как она выскочила
замуж – Ангелина пребывала в глубоком убеждении, что ухоженную женщину мужчины
не бросают. Когда же муж ее оставил, несмотря на то что она всегда выглядела ухоженной,
Заречная убеждений своих не поменяла. Менять жизненное кредо из-за каких-то
тупых мужланов, не способных оценить ее тонкую душевную организацию, талант и
ослепительную красоту, она считала ниже своего достоинства.
– Некрологи глядите, на последней странице, – деловито
подсказала домработница.
Заречная, приподняв бровки, перевернула газету и
сосредоточилась на чтении. Секунду в комнате стояла тишина, которая разорвалась
радостным воплем писательницы:
– Свершилось! Какое счастье! – Ангелина вскочила с дивана и
с блаженной улыбкой затанцевала по комнате с газетой в руке.
– Ну, я же говорила. Иногда в газетах приятные новости тоже
печатают. И еще письмишко вам по почте пришло. Гляньте.
Вера игриво поболтала перед носом Ангелины конвертом.
Заречная недовольно выхватила голубоватый прямоугольник из рук домработницы.
– Опять в мои письма свой длинный нос совала, паразитка, –
раздраженно проворчала она – конверт был вскрыт.
– Вы кофий-то пейте, пейте, остывает ведь. Будете после
орать, что холодный.
– Какой, к черту, кофе, Вера! Мой супруг скопытился! А ты
говоришь – кофе. Фи, как можно! Давай-ка дуй за шампанским. Это дело нужно
отметить. Сейчас же! Сию минуту! Немедленно! Выпью бокал и после поеду в
адвокатскую контору выяснять вопрос о завещании. Мне велено явиться туда к
четырем часам.
– Ох, – вздохнула экономка и пошуршала к двери.
* * *
«Мерзкая погодка», – подумала Прокопьевна. Москва,
придавленная низкими свинцовыми тучами, хмурилась от дождей. Зонтик, как назло,
прохудился, да и не с руки было стоять с зонтиком под узким козырьком табачного
киоска. Ботинки тоже прохудились, с тоской глядя на свои войлочные боты, пришла
к выводу Прокопьевна и пошевелила большим пальцем, который торчал из дырки.
Ладно, не впервой – прорвемся. Прокопьевна поправила выгоревший платок,
нацепила белые кружевные перчатки – свой талисман – и зорко осмотрела
окрестности.
– Бабка, ты меня достала уже! Вали отсюда, чучело огородное!
– раздался недовольный голос из окошка киоска.
– Сострадание нужно иметь к ближнему, голуба. И воздастся
тебе на небесах! – пропела Прокопьевна, сунув в окошко мятый полтинник.
– Ладно, стой – разве ж мы звери, – сжалилась продавщица и
рявкнула: – Только тужуркой к стеклу не жмись, Прокопьевна. Мне ж после мыть.
Старушка покладисто отлипла от стекла витрины.
У тротуара припарковалась серебристая «Ауди». Из машины
вылез импозантный мужчина в длинном стильном плаще – Прокопьевна, почуяв
добычу, сгорбилась, сощурилась и состроила на лице трагическую мину. Но
мужчина, перепрыгивая через лужи, подошел к журнальному киоску. Прокопьевна
было расстроилась, что потенциальный клиент проплыл мимо, но владелец «Ауди»,
купив газету, направился к табачке.
– Сынок, пенсию я потеряла всю. Подай бабушке на хлебушек,
Христа ради прошу! Кушать очень хочется, – загундосила она и подставила под нос
клиенту «кружевную» ладонь.
– Бог подаст, – брезгливо отодвинул ее руку «сынок»,
расплатился за сигареты и потопал к свой иномарке.
– Жлоб! – потрясла ему вслед кулаком попрошайка.
– И не говори, Прокопьевна. Такой за копейку удавится, сразу
видно, – подала голос из будки продавщица. – Смотри-ка, смотри-ка – газету в
лужу уронил. Ай-ай-ай, какая неприятность, – ехидно добавила она. – Так ему и
надо, морде буржуйской. Курить хочешь, Прокопьевна? Угощаю!
– Не курю я и тебе не советую – вредно это для здоровья, –
отказалась бабка, наблюдая за отъезжающей иномаркой. Машина скрылась из вида,
газета осталась лежать в луже. – Пойду гляну, что в мире деется. Давненько
прессу не читывала, – оживилась Прокопьевна, трусцой доскакала до лужи, подняла
газетку и, стряхивая с нее воду, вернулась к киоску.
– Прокопьевна, а ты кем работала, когда молодая была?
– Много будешь знать, скоро состаришься.
– Ну, Прокопьевна, ладно тебе кочевряжиться. Давай
рассказывай, иначе в следующий раз полтинником не обойдешься.
– Зараза ты, Зинка.
– Гы-гы-гы, – отреагировала на комплимент продавщица.
К киоску подошел следующий клиент, прыщавый молодой человек
в облезлой кожанке, но Прокопьевне было не до него, она во все глаза смотрела
на напечатанный в газете некролог и улыбалась широкой счастливой улыбкой.