Интервью сына века - читать онлайн книгу. Автор: Фредерик Бегбедер cтр.№ 61

Б.-А. Л. Да, действительно. Давайте о них не сегодня. Завтра приходите. Я, знаете ли, иногда капризен.

Ф. Б. А «Век Сартра»? Я очень хорошо помню, как прозвучала эта книга в 2000-м — последний раз, когда признание было всеобщим…

Б.-А. Л. Вот именно!

Ф. Б. Вот именно, потому что тут нечего обсуждать, Сартр говорит сам за себя?

Б.-А. Л. Нет. Просто такое единодушие мне кажется странным.

Ф. Б. Это была награда за труды, потому что вы действительно свернули горы?

Б.-А. Л. Возможно. Пятьсот страниц… Несколько глав посвящено Хайдеггеру… К тому же пришлось перечитывать сартровскую «Критику диалектического разума». Публика осталась довольна. Особенно после злоключений моего фильма с Аленом Делоном «День и ночь» ^[295]…

Ф. Б. «Варварство с человеческим лицом» и достопамятное движение новых философов, это ведь была критика коммунизма. С 1989-го по 1991-й коммунизм рухнул практически везде — за исключением Китая, Северной Кореи и Кубы, теперь его почти нет. При таких переменах вы могли бы заняться критикой капитализма, проанализировать, что не так в нашей системе, потому что сегодня уже очевидно, что в ней что-то не так. А вместо этого вы нашли себе нового врага в лице исламского терроризма и даже название ему придумали: «фашисламизм». Почему вы не захотели изучить недостатки нашей западной системы? Ведь вы часто ездите в Америку и, должно быть, насмотрелись на обкуренных брокеров, которые губят нашу планету!

Б.-А. Л. Вы абсолютно правы. Но жизнь коротка, и все успеть невозможно.

Ф. Б. (Смеется.)

Б.-А. Л. И потом, что мне вам сказать? «Фашисламизм» кажется мне более серьезной опасностью, чем ультралиберализм.

Ф. Б. Но ведь наша собственная система тоже на грани краха.

Б.-А. Л. Не думаю. Она мутирует, саморегулируется, избавляется от прохвостов, клеймит их позором, разрабатывает системы тревоги согласно последнему слову техники и щелкает как орешки тех самых брокеров, о которых вы только что говорили. Но чтобы капитализм был на грани краха — нет, даже и не мечтайте…

Ф. Б. Мы с вами ни разу на эту тему не говорили, но когда я взялся воевать с рекламой, то почувствовал, что вам на это глубоко наплевать. Вы считаете, что никакой опасности не существует, что все мы живем в свободных, демократических странах?

Б.-А. Л. Нет, конечно. Просто я знаю, что идеального общества не существует и существовать не может, и надо перестать тщиться его построить. А наименее преступная политика — та, что выбирает из всех зол наименьшее. Что еще? Господство картинки, тирания товара, рекламы — возможно, все это зло. Но это наименьшее из зол. Возможно, нам пора перестать преклоняться перед этими идолами. Но по крайней мере, это не фашизм. Возможно, нам следует их разоблачать — ну так я же и написал 36 тысяч статей в защиту налога Тобина ^[296] против хищнического произвола капитализма и так далее. Правда…

Ф. Б. …правда, вас больше беспокоит распространение нового интегристского фашизма.

Б.-А. Л. Да. Я думаю, что современное человечество оказалось перед тремя смертельными опасностями: это нацизм, коммунизм, а теперь еще — интегристская разновидность ислама, которая представляет собой арабскую версию фашизма. Вы меня услышали? В понятии «фашисламизм» главная часть — не «ислам», а «фашизм». Другими словами, это касается не религии, а политики — и решать эти проблемы надо политическими средствами.

Ф. Б. Когда вы в последний раз встречались с Бараком Обамой?

Б.-А. Л. Два с половиной года назад, в Чикаго.

Ф. Б. Когда вы писали «American Vertigo» («Американское головокружение»)?

Б.-А. Л. Нет, тогда это было в первый раз, еще двумя годами раньше, в вечер бостонской Конвенции и первого крупного выступления Обамы. Получается, что я снова про себя любимого. Но что поделаешь? Это факт, никуда от него не деться. Я единственное двуногое, способное говорить и писать, которое напечатало, да еще в американской газете, что этот человек станет в конце концов президентом США. Статья называлась «Черный Клинтон». Сначала, надо отметить, название было другое — «Черный Кеннеди». Но издатели газеты сказали: «Пишите свой бред, мы не возражаем; но от Кеннеди руки прочь…»

Ф. Б. А по телефону вы с ним с тех пор не говорили? Хорошо бы ему напомнить эту историю!

Б.-А. Л. Возможно, он ее не забыл. Когда для Венецианской биеннале итальянский художник Франческо Веццоли ^[297] устраивал свою знаменитую инсталляцию, в которой мы с Шэрон Стоун играли двух лжекандидатов на пост президента и разыгрывали предвыборную кампанию, автор хотел, чтобы мы были максимально правдоподобны. Для этого он пригласил в Лос-Анджелес для Шэрон Стоун советников Буша, а для меня в Париж — кое-кого из советников Обамы (которым в ту пору, надо признать, было нечего делать)…

Ф. Б. Надо бы разыскать этого художника, чтобы помог в срочном порядке создать палестинское государство. Большинство людей знать не знают, что вы ратуете за палестинское государство, все думают, что вы безоговорочно поддерживаете Израиль.

Б.-А. Л. Я всецело на стороне Израиля. Но это правда: больше сорока лет я борюсь за то, чтобы по отношению к палестинскому народу соблюдалась справедливость. Это не должно быть абы какое палестинское государство… Это не должна быть передовая база Ирана… Это не должна быть пусковая площадка для ракет против Израиля… Это не должно быть государство, которое из-за географической близости стало бы навязывать Египту законы «Братьев-мусульман» и превратило бы Египет в суннитской зоне в эквивалент Ирана в шиитской… Вот стратегические особенности этой проблемы. Так что, кроме судьбы Израиля, в этом драматическом узле есть и другие важные моменты. Станет ли Египет в суннитской зоне тем, чем Иран является в шиитской?

Ф. Б. (Смеется.) Извините, я решительно ничего в этом не понимаю… Меня волнуют совсем другие вопросы. По-моему, это безумие, что писатель должен обязательно разбираться в международных геополитических проблемах.

Б.-А. Л. Считайте, что вам повезло. Но для египтянок, которых, возможно, снова заставят носить паранджу, для тех женщин, в которых станут бросать камни за то, что они посмотрели на другого мужчину, для восьмилетних девочек, которых будут хоронить заживо, как в Пакистане, потому что они отказались от принудительного замужества, — для них это не абстракция, не геополитика — это страшная реальность. И это, поверьте, посерьезней, чем диктатура рынка.