Dream Cities. 7 урбанистических идей, которые сформировали мир - читать онлайн книгу. Автор: Уэйд Грэхем cтр.№ 17

Робинсон поверил в «город мечты» Всемирной Чикагской выставки, поскольку он «раскрыл тягу к состоянию, которого мы не достигли» в Соединенных Штатах, и «укрепил, ускорил и поддержал… желание, возникшее после обретения значительных богатств, распространенности путешествий и удовлетворения основных жизненных потребностей»³⁷. Критики же считали это движение, равно как и его побудительный стимул, подделкой, призванной отвлечь внимание от реальных городских проблем, скрывавшихся за привлекательным неоклассическим фасадом. Льюис Мамфорд писал, что «самое печальное в триумфе Всемирной выставки заключается в том, что она… сделала Прекрасный город своего рода муниципальной косметикой и свела работу архитекторов к созданию привлекательных фасадов, скрывающих монотонные улицы и убогие домишки, которыми застроены огромные площади в новых больших городах»³⁸.

Тем не менее идеи нового движения привлекали политиков самых разных взглядов. В бестселлере Эдварда Беллами «Взгляд назад», который был впервые опубликован в 1888 году, а к 1900 году стал второй по продаваемости американской книгой после «Хижины дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу, герой Джулиан Уэст, заснув в 1887 году, просыпается в 2001. К этому времени уже реализована американская Утопия, которая во многом напоминает Прекрасный город: «У моих ног лежал великий город. Во всех направлениях тянулись широкие улицы под тенистыми деревьями, прекрасные здания… В каждом квартале я видел большие площади, усаженные деревьями. В лучах полуденного солнца сверкали красивые статуи и струи великолепных фонтанов. И повсюду я видел величественные и поразительно красивые общественные здания колоссальных размеров»³⁹. Утопия Беллами была сугубо социалистической – и это доказывает, что величие, размеры и мощный монументализм не имеют политических ограничений.

Сторонники Прекрасного города действовали на основании одного или нескольких сходных убеждений: глубоко укоренившейся вере в способность вещей менять людей, рациональной вере в то, что наука и управление способны наилучшим образом устраивать жизнь людей; почти медицинского восприятия города как живого организма, подверженного тяжелым болезням, которые следовало лечить методами, способными остановить развитие болезни и способствовать здоровому развитию; простом самообмане; и разной степени личной заинтересованности. Робинсон приводил последний аргумент: «Муниципальное развитие городской эстетики подкрепляется интересным экономическим аргументом. Его нельзя считать необходимым, но в последнее время об этом так часто говорят, что оставить это без внимания невозможно. Этот аргумент выражает ценность общественной привлекательности в долларах». Робинсон продолжал: «Урок, который был преподан и усвоен, заключается в том, что городу финансово выгодно делать себя привлекательным, приятным для взгляда, удобным для жизни, вдохновляющим и интересным»⁴⁰.

Убеждать американцев не пришлось. Они явственно видели доказательства подобной точки зрения в парках, площадях, монументах, проспектах и грандиозных неоклассических зданиях: тысячах белоснежных банков, судов и музеев, украшенных классическими колоннадами, – по всей стране.

Проекты Бернэма оставались весьма востребованными. В 1902 году прогрессивный мэр Кливленда, Том Л. Джонсон, предложил ему возглавить комиссию, в которую входил также архитектор Джон Каррер. Задача комиссии заключалась в улучшении облика города. Для начала было решено сгруппировать общественные здания вокруг некоего центра. Отчет комиссии был подготовлен в 1903 году. По этому плану предполагалось расчистить 40 гектаров территории, застроенной убогими трущобами, вдоль берега озера Эри и превратить ее в парковую зону. Двойные зеленые аллеи должны были идти от озера на юг по образцу парижской площади Согласия. Вдоль аллей планировалось построить трехэтажные административные и общественные здания с общей линией карнизов и белыми неоклассическими фасадами с колоннами. В последующие годы этот план в значительной степени был реализован.

В 1903 году Бернэм также вошел в состав Ассоциации по улучшению и украшению Сан-Франциско с целью превращения его в «более удобный город для жизни»⁴¹. В годы золотой лихорадки Сан-Франциско застраивался сумбурно, без четкого плана. На песчаных холмах возникали улицы, идущие в самых разных направлениях. Грубый, не имеющий собственного лица город заселяли иммигранты со всех концов света. Но у города были амбиции. Сан-Франциско хотел стать не просто великим городом, но тихоокеанским Римом. Мэр Джеймс Фелан считал, что, если жители города воздвигнут памятники и здания, подобные тем, что появились в Афинах при Перикле, они станут «жизнерадостными, довольными, покладистыми и способными к самопожертвованию и энтузиазму»⁴². Бернэм предложил построить официальный общественный центр в неоклассическом стиле на Маркет-стрит и Ван-Несс-авеню, откуда другие проспекты радиально расходились бы к площадям, украшенным памятниками. Высокие холмы, вроде Телеграф-Хилл, превратились бы в холмы Рима. Там планировалось устроить променады, балюстрады, фонтаны и установить статуи. План был разработан за семь месяцев до разрушительного землетрясения 1907 года. Великие замыслы Бернэма оказались на полке, хотя некоторые его задумки все же были реализованы. В 1915 году был построен городской Музей изящных искусств с огромным куполом, высота которого на 13 метров превышала купол Капитолия в Вашингтоне. На Юнион-сквер воздвигли монумент Дьюи, а на углу Маркет-стрит и Долорес-стрит расположился мемориал калифорнийских волонтеров (изначально он располагался на углу Маркет-стрит и Ван-Несс-авеню, но был перенесен в 1925 году⁴³). Мемориал был создан по заказу мэра Фелана в апреле 1906 года в честь американцев, погибших в войне за Филиппины.

Во время работы над планом Сан-Франциско Бернэм принял предложение американского правительства разработать план перестройки Манилы на завоеванных США Филиппинах, а также план предполагаемой летней столицы в Багио. План Манилы оказался хорошо знакомым: от залива расходились широкие оси и зеленые пространства с торжественными административными зданиями, а в планировке преобладали диагонали и площади, определяющие решетку улиц. План расположенного севернее Манилы Багио более всего напоминал Версаль. Бернэм был страстным поклонником Редьярда Киплинга и твердо верил в «бремя белого человека». Он был уверен, что, разрабатывая план Манилы, он выполняет долг и перед собственной, и перед завоеванной страной: «Манила может справедливо надеяться стать истинным выражением судьбы филиппинского народа и вечным свидетельством достойного служения Америки Филиппинским островам»⁴⁴. Не стоит забывать, что филиппинский народ более десяти лет упорно сопротивлялся американской оккупации, и война эта унесла множество жизней.

Бернэм продолжал работать над главным планом своей жизни: региональным городским планом своей родины Чикаго. Он закончил эту работу совместно с Эдвардом Беннеттом в 1909 году. Судя по впечатляющим акварельным прорисовкам, заказанным художнику Джулиусу Герену, в центре города должна была расположиться огромная площадь, окруженная белыми зданиями с колоннами, и круглая ратуша, увенчанная высоким, массивным куполом. От площади по диагоналям расходились широкие проспекты, образуя алмазную матрицу, врезающуюся в уличную решетку и замкнутую огромной кольцевой дорогой. План охватывал пространство на протяжении почти ста километров от центра города. Центр города был окружен парками и зелеными поясами. Вся набережная озера Мичиган должна была превратиться в огромный парк. Волноломы защищали порт, который становился общественным центром этого парка. Большая часть плана была реализована с течением времени. 30 из почти 40 километров набережной действительно были превращены в парки. В 1925 году было завершено строительство великолепного вокзала. Был построен первый двухуровневый бульвар Уокер-драйв. В центре города появилось несколько зданий в неоклассическом стиле. Был построен новый Чикагский институт искусств, Филдовский музей естественной истории и Аквариум Шедда. Хотя грандиозная центральная площадь и ратуша с куполом так и не были построены, эти рисунки и весь план города стали широко известны и положили начало новой традиции, которая укрепилась только в ХХ веке.