Поэтому администрация Никсона продолжала вести так называемые закрытые переговоры — то есть секретные, — в которых принимали участие только американская и северовьетнамская делегации и которые были начаты еще Авереллом Гарриманом и Сайрусом Вэнсом в последние месяцы деятельности администрации Джонсона. Характерно, что прибытие Ле Дык Тхо в Париж означало готовность Ханоя к очередному раунду переговоров. Хотя в ханойской иерархии он занимал пятое место, причудой Ле Дык Тхо было называть себя специальным советником Суана Тхюи
[977], функционера из Министерства иностранных дел, который формально являлся главой северовьетнамской делегации в отеле «Мажестик».
Американская переговорная позиция заключалась в разграничении военного и политического аспектов, она оставалась неизменной и после 1971 года. Эта программа призывала к прекращению огня, за которым последовал бы полный вывод американских войск, а также окончание пополнения снабжения и живой силы с Севера. Политическое будущее Южного Вьетнама оставалось бы на усмотрение свободной политической борьбы. Ханой вплоть до прорыва в октябре 1972 года требовал установить срок безоговорочного вывода всех американских сил и ликвидации правительства Нгуен Ван Тхиеу. Установление этого срока было своего рода входной платой, обязательным условием для начала переговоров по всем другим вопросам, его необходимо было соблюдать, независимо от успеха обсуждения других тем. Америка хотела добиться компромисса, Ханой — капитуляции. Срединного пути не было до тех пор, пока баланс сухопутных сил не сделал компромисс временно возможным, — а он продолжался ровно столько, сколько сохранялся баланс сил.
Встречи неизменно запрашивала американская сторона через генерала Вернона Уолтерса, военного атташе посольства Соединенных Штатов в Париже. Уолтерс затем сделал заметную карьеру в качестве заместителя директора Центрального разведывательного управления, постоянного представителя в Организации Объединенных Наций и посла в Германии, а также выполняя весьма деликатные президентские миссии. Маневрирование с тем, чтобы Соединенные Штаты делали первый шаг, было одним из излюбленных приемов Ханоя, направленным на обеспечение психологического превосходства. Эта тактика показывает, как ловко сумел Ханой использовать внутриамериканский кризис. Если бы во время продолжительного пребывания Ле Дык Тхо в Париже правительство Соединенных Штатов не вступило бы с ним в контакт, он, несомненно, намекнул бы журналистам или приезжающим туда членам конгресса на неспособность администрации Никсона воспользоваться очевидными миролюбивыми намерениями Ханоя. С учетом американских внутриполитических противоречий такого рода намеки непременно получили бы широкое распространение, а он был способен закидывать удочку даже тогда, когда переговоры уже велись по существу.
Во время каждого приезда Ле Дык Тхо в Париж в промежутке между 1970 и 1972 годами состоялось пять или шесть встреч на протяжении несколько месяцев. (Имел место также ряд встреч с одним Суаном Тхюи. В отсутствие Ле Дык Тхо они оказались пустой тратой времени.)
Переговоры следовали стереотипной процедуре. Будучи формально главой вьетнамской делегации на переговорах, Суан Тхюи имел обыкновение начинать встречу бесконечным повторением вьетнамской позиции, знакомой нам по встречам в отеле «Мажестик». Затем он «предоставлял слово специальному советнику Ле Дык Тхо». Безупречно одетый в коричневый или черный «маоцзэдуновский френч», Ле Дык Тхо произносил столь же пространную речь, сфокусированную на философских вопросах, как он их понимал, и насыщенную эпическими повествованиями на тему предшествовавших войн вьетнамцев за независимость.
Почти до самого конца переговоров тема высказываний Ле Дык Тхо оказывалась неизменной: баланс сил сложился в пользу Ханоя и будет все больше таковым; войны ведутся ради достижения политических целей, отсюда американское предложение о прекращении огня и обмене пленными является абсурдным и неприемлемым; политическое решение следует начать со свержения Соединенными Штатами южновьетнамского правительства. В какой-то момент Ле Дык Тхо даже услужливо предложил метод осуществления выполнения этой задачи — убийство Нгуен Ван Тхиеу.
Все это представлялось с безупречной вежливостью, холодным обращением, несущим в себе осознание морального превосходства, и при помощи марксистского словаря, непонятного отсталым империалистам, которые не имели права его перебивать. Ле Дык Тхо не упускал ни малейшей возможности, чтобы заняться по любому, даже самому пустяковому, поводу идеологическим просвещением. Однажды мне надо было сделать перерыв в переговорах, используя для этого, по моему мнению, довольно тактичную марксистскую формулировку — о том, что «объективная необходимость» делает перерыв необходимым. Это, однако, побудило Ле Дык Тхо прочесть очередную десятиминутную лекцию на тему недопустимости для империалиста вроде меня использования марксистской терминологии.
Базовой стратегией, лежащей в основе ледяной холодности Ле Дык Тхо во время переговоров, было желание довести до нашего сведения, что время работает на него, поскольку он в состоянии использовать внутренний раскол Америки себе на благо. В ходе первых раундов встреч в период с февраля по апрель 1970 года он отверг прекращение огня, 15-месячный график вывода войск
[978], деэскалацию боевых действий и обеспечение нейтралитета Камбоджи. (Довольно интересно, что в весьма подробном перечне жалоб Ле Дык Тхо ни разу не упомянул «тайные» бомбардировки схронов на территории Камбоджи.)
Во время второго раунда переговоров, с мая по июль 1971 года, Ле Дык Тхо дошел до небывалого уровня цинизма. На открытом заседании ФНО предложил план из семи пунктов. Ле Дык Тхо на закрытых переговорах предложил несколько отличную от этого плана и более конкретную схему из девяти пунктов, специально подчеркнув, что именно она послужит основой для настоящих переговоров. В то же время представители коммунистов требовали ответа на публично объявленный план из семи пунктов, и администрация Никсона оказалась под обстрелом в связи с тем, что не отвечает на предложение, по поводу которого сами вьетнамские участники переговоров ясно заявили, что обсуждать его не собираются. Эта шарада продолжалась до тех пор, пока Никсон публично не разоблачил этот маневр, после чего Ханой обнародовал состоящее из двух пунктов «развитие» состоявшего из семи пунктов плана. Это вызвало очередную волну общественного давления на Никсона. После окончания переговоров я спросил Ле Дык Тхо, что именно развивали эти два пункта. «Ничего», — ответил тот с улыбкой.
Во время третьего раунда переговоров, проходившего с августа 1972 года по январь 1973 года, произошел прорыв. 8 октября Ле Дык Тхо отказался от стандартного требования к Америке свергнуть сайгонское правительство и согласился на прекращение огня. С этого момента дело стало быстро двигаться к завершению. Ле Дык Тхо продемонстрировал, что он так же изобретателен в поиске решений, как был непреклонен в период жесткого противостояния. Он даже изменил содержание вступительной речи, которая, не будучи короче тех, что звучали прежде, превратилась в проповедь, нацеленную на прогресс. Однако он не позволил, чтобы начало серьезных переговоров ограничивало его склонность к тому, чтобы выглядеть противным. Каждое утро он, как начало новой молитвы, произносил одну и ту же фразу: «Вы делаете большое усилие, и мы сделаем большое усилие». Однажды утром он опустил прилагательное, заявив, что Америке следует сделать «большое усилие», на которое будет отвечено просто «усилием». Для того чтобы нарушить монотонность этой речи, я обратил внимание Ле Дык Тхо на отсутствие определения. «Рад, что вы это заметили, — сказал мой невозмутимый собеседник. — Ведь вчера мы сделали большое усилие, а вы сделали просто усилие. Так что сегодня мы поступим наоборот: вам следует сделать большое усилие, мы же сделаем просто усилие».