В результате длительной и сложной культурной эволюции — эволюции социальной, политической, идеологической, а также эстетической и пропагандистской — на литературной доске ретроспективно произошла масса перемещений. Критики, литературоведы и политики-пропагандисты мяли общественное мнение, как скульптор глину. И всякий диспетчер общественного мнения руководствовался собственными вкусами и интересами — субъективно или объективно, прямо или косвенно менял картину литературы прошлого.
Фиксируя и анализируя историю — мы всегда корректируем ее согласно собственным представлениям о сущем и должном. Историк не просто пристрастен — он соучаствует в сотворении истории. Толпа историков всегда имеет претензию подменить собой Божью Рать.
Никто и никогда не обвинял Пушкина в бездарности — но ни один талант не может достичь высот мифа о себе. А великий миф сложился эффектно и эффективно из вех биографии — ссылка, дуэли, красавица-жена, близость к царю, трагическая смерть — и далее использование политиками! Юношеские стихи о свободе цитировали оппозиционеры и революционеры всех мастей, поэта изображали жертвой душителя-царя, а советская власть и вовсе создала образ Пушкина — борца с царизмом и его жертвы. (Несчастный Николай! Богато содержал придворного поэта, уплатил по смерти полтораста тыщ золотых рублей карточных и иных долгов, ввел в придворный круг — а взамен только иногда написать нужные государству стихи. Потомки таки неблагодарны.)
Табель о рангах литературного (да и любой корпорации) пантеона — это один из архетипов социокультурного пространства. Структура литературного пантеона такова, что в середине эдакого полусферического пространства, эдакой пещеры в толще времени, стоит высокий постамент-колонна для Номера Первого. Вокруг кольцом колонны пониже, штук шесть. Это для Номеров Вторых — тоже гениев, но не такого масштаба. А по периферии дюжина постаментов-пеньков для Номеров Третьих — большие таланты, но уже не гении.
Яркий свет сфокусирован на Номере Первом, хорошо освещены и Вторые Номера, а уж по краю полумрака теснятся у стен таланты и одаренности, которым ни постаментов, ни пьедесталов не досталось. Но если порыться в литературном хламе — мы и их отыщем и вспомним.
Что произойдет, если Номер Первый на центральном высоком пьедестале — вдруг исчезнет? аннигилирует? бесследно изымется из истории? — Произойдет мгновенная рокировка, и один из Номеров Вторых окажется на пьедестале Номера Первого. То есть. Номер Первый есть всегда! Как есть первый в любом забеге и любом соревновании. Сколько бы ты ни убирал самых быстрых — все равно один будет быстрее прочих.
Исчезнет Пушкин — Номером Первым мгновенно воплотится Лермонтов. Исчезнет Лермонтов — пьедестал Первого займет Гоголь. Свято место пусто не бывает. Точно?
Не всегда почитался Номером Первым в английской литературе Шекспир. Не всегда расценивался как гений Бах. И вообще современники уморили Сократа. А Маяковский стал «лучшим поэтом советской современности» после реакции товарища Сталина на письмо Лили Брик, посмертно.
И вот здесь отношение к Пушкину в школьном учебнике и отношение к Пастернаку или Бродскому в гуманитарно-свободомыслящей российской среде — ничем принципиально не отличаются. Поклонение — знак причастности к своей касте. Не-поклонение, тем паче критика, а уж вообще недопустима не-любовь — знак глупости, невежества, плебейства и душевного хамства. Это уже не вопрос литературного вкуса!
Есть грань, за которой вопрос разума переходит в вопрос веры. Рациональное перевоплощается в моральное. Правильно и неправильно превращаются в хорошо и плохо.
Если ты не признаешь наших оценок первых гениев — то ты не разделяешь наше мировоззрение. Ты неправильно видишь нашу пещеру — или стоишь не там, или зашел не туда. Значит ты чужой. А живешь среди нас. Жрешь наш хлеб и дышишь нашим воздухом. А нас считаешь дураками — ниже себя то есть. Кто ты после этого? Гадина ты после этого! Предатель, пятая колонна, низкопоклонник перед заграницей, у тебя вообще ничего святого нет.
Опровергая эстетическую оценку человека — мы косвенно называем его жлобом. Это обидно. Вероятно, он не согласится. А может обозвать. И вообще такие споры портят отношения.
Опровергая интеллектуальную оценку человека — мы тем самым называем его дураком. Если он академик — он может и поспорить с тобой. А если личность незатейливых умственных возможностей? Да он пошлет тебя подальше и прибавит, что всем прекрасно известно, как все обстоит на самом деле, а ты просто невежественное чмо без образования, но с претензиями.
Если ты докажешь человеку то, во что он не хочет верить — он тебя возненавидит.
Но не будем излишне обобщать раньше времени.
Я чего говорю?
Я говорю, что если малообразованному русскому (не национальность, а культурная самоидентификация) указать на недостатки Пушкина и покритиковать — его реакция будет негативной. Для него это неожиданная информация, нештатная ситуация. Ему плевать на Пушкина как поэта и личность. Но ему важен Пушкин как знак национально-культурной самоидентификации. Пушкин как знак занимает свое место в его картине мира. А покушение на свой мир он не приветствует. Все знают, что Пушкин гений, величайший русский поэт, наша гордость. Вот! Наша гордость! А ты кого мараешь, гад?
Нежелание изменять свою картину мира — это естественный инстинкт психического самосохранения личности. Это стремление к душевному равновесию — то есть покою, то есть отсутствию стресса.
Психика человека диктует ему избегать стресса, разрешать стрессовые ситуации. Если поступающая информация сигнализирует об опасности — врубается инстинкт «дерись или беги». А если поступающая информация является излишней — она отсортировывается и отбрасывается как избыточная, мешающая, отвлекающая.
По большому счету человеку на Пушкина плевать. За пределами России весь мир отлично обходится без Пушкина. Но. Пушкин для русского — это устойчивый элемент групповой (национальной) самоидентификации. А вот коррекция самоидентификации — страшно неудобная, нежелательная, болезненная вещь. Коррекция самоидентификации — это стресс. И в данном случае — стресс совершенно не нужный!
Коррекция самоидентификации — это своего рода личностная, психологическая операция на уровне смены пола. Психологическая пластическая хирургия. Человек вдруг узнает, что у него другая мать; или отец. Или он не немец, а еврей — а он мечтал о карьере в СС. Или в тяжелый час родственник вернул ему долг и спас — а на самом деле эти деньги прислал ему враг, потому что враг-то знал, что ты ему брат. Или твоя честная работа в НКВД оказывается преступной.
Или — мы народ самой лучшей, самой глубоко духовной литературы в мире. И вдруг оказывается, что мы народ десятой литературы в мире, потому что раньше нас, мощнее и богаче — литературы французская, немецкая, английская, итальянская, испанская и испаноязычная; так ведь и американская неслаба. А самые справедливые герои — англичанин Робин Гуд и немец Карл Моор, а самый благородный — француз Квазимодо, самый привлекательный и замечательный — француз д’Артаньян, а символы мужества и стойкости — герои американцев Джека Лондона и Эрнеста Хемингуэя. Ке мала фортуна!