— В таком случае, я ничего не понимаю! — воскликнул король Вильгельм. — Граф Платен продолжает уклоняться от союза, который для нас так важен.
— Мне неизвестно, Ваше Величество, — сказал Шнейдер, — ни то, что совершается в политике, ни то, что делает и чего не делает граф Платен. Я знаю только одно: король Георг намерен держаться самого строгого нейтралитета.
— Так вы не думаете, чтобы он заключил договор с Австрией? — допытывался король.
— Нет, Ваше Величество, не думаю. Король очень определенно выразил свое намерение не принимать ничьей стороны в этой несчастной борьбе, между тем…
— Между тем? — повторил король.
— Между тем, — продолжал Шнейдер, — Его Величество точно так же определенно выразился насчет того, что никогда не окажет своего содействия стремлению Пруссии вполне или хотя отчасти превратить Германский союз в одно союзное государство. Напротив, он намерен всеми средствами бороться против предполагаемых реформ в союзе и будет всеми средствами отстаивать полную независимость и неприкосновенность своей короны.
Король Вильгельм покачал головой.
— Я позволил себе заметить, что никто не думает, — а Ваше Величество менее всех, — об ограничении власти кого‑либо из государей, но что более тесное военное объединение Германии становится необходимым, и почин в этом должно взять на себя наиболее сильное государство. Я прибавил, что Его Величество получил воспитание английских принцев. Но политика маленького царства, как Ганновер, не может существовать на тех же самых началах, как сильная держава, в распоряжении у которой есть многочисленное войско и флот.
— Его Величество не обиделся на это замечание? — насторожился король Вильгельм.
— Нисколько, — отвечал тайный советник. — Он выслушал меня чрезвычайно дружелюбно, не прерывая, а потом сказал совершенно спокойно, но с большою твердостью: «Любезный Шнейдер, мое королевское право вовсе не есть вопрос о власти. Я получил корону от Бога, точно так же как и властитель самого обширного царства, и никогда ни йоты не уступлю из своей независимости и самостоятельности, и пусть будет то, чему суждено!» Я заметил государю, — продолжал Шнейдер, — что, не имею ни малейшего желания мешаться в политику, однако как верный слуга моего государя чувствую себя обязанным передать ему при своем возвращении смысл слов, только что сказанных Его Величеством и которые при настоящем положении вещей имеют особенно важное значение. Король Георг вполне это одобрил и объявил, что его мнение на этот счет вовсе не составляет тайны и что он намерен всегда действовать согласно с ним. Затем он отпустил меня самым милостивым и дружеским образом.
— Итак, они все против меня! — воскликнул король Вильгельм после непродолжительного молчания, и на лицо его легла печальная задумчивость.
Он обратился к окну, и взгляд его долго покоился на фигуре великого Фридриха.
— Он тоже был один, — произнес Вильгельм вполголоса, — но благодаря этому вознесся еще выше.
Выражение его лица просветлело. Он посмотрел на часы и, с улыбкой взглянув на тайного советника, произнес:
— А теперь, любезный Шнейдер… — Он дунул, указывая пальцем на дверь.
— Я исчезаю, Ваше Величество, — смеясь, отвечал тайный советник и с комической поспешностью направился к выходу. Там он на минуту остановился и прибавил: — Желаю, чтобы точно так же исчезли от одного дуновения все враги Вашего Величества.
Король Вильгельм остался один.
— Итак, настал решительный час, — задумчиво произнес он. — Судьба моего дома и моего государства висит на кончике меча! Думал ли я, когда уже в преклонных летах вступал на престол, что мне предстоит такая великая борьба! Организуя войска, это произведение моей мысли и неусыпного труда, которые я имел в виду завещать сыну как залог будущего величия и силы, ожидал ли я, что мне самому придется еще вести это войско на бой, на те самые поля, где мой великий прадед неизгладимыми буквами начертал свое имя! Впрочем, — продолжал он, задумчиво опуская глаза, — во мне было какое‑то смутное предчувствие того, что совершается ныне. Когда я в Кенигсберге, стоя перед алтарем и облекаясь в знаки королевского достоинства, взял в руки меч, меня внезапно осенило как бы предзнаменование или откровение свыше. Я невольно простер клинок к стоявшим поодаль защитникам моего королевства и в глубине души произнес обет не обнажать меча без крайней надобности, но, раз обнажив, не опускать до тех пор, пока не будут повергнуты в прах все враги моего народа! Ныне это предчувствие исполняется, — тихо прибавил он: — Итак, с богом, вперед!
Король сложил руки и несколько мгновений стоял молча, с опущенной головой. Затем быстрыми шагами подошел к длинному письменному столу. Лицо его дышало энергией и решимостью, он твердой рукою взял колокольчик и громко позвонил.
— Просить сюда министра‑президента графа Бисмарка! — приказал он вошедшему камердинеру.
Несколько секунд спустя министр‑президент входил в кабинет.
Он быстрым, проницательным взглядом окинул короля и, по‑видимому, остался доволен выражением его лица. Вынимая из кармана бумаги, Бисмарк почти весело заговорил:
— Ваше Величество, настала решительная минута. Я надеюсь, что с горизонта Пруссии вскоре исчезнут все тучи, сила ее оружия восторжествует и очистит будущему путь от всяких преград и стеснений!
— Что вы принесли? — спокойно спросил король.
Граф Бисмарк отвечал, перебирая бумаги:
— Господин фон Вертер уведомляет о своем отъезде из Вены. В то же время он сообщает, что Бенедек находится при армии и очень недоволен ее состоянием.
— Еще бы! — произнес король.
— Габленц тоже отправился в армию.
— Мне очень жаль, — заметил король, — что этот храбрый генерал оказывается нашим врагом. Он дрался с нами заодно и теперь может быть нам опасен.
— Никакой генерал не опасен один, Ваше Величество. Ему недостает материала, да к тому же его советов не будут слушаться, — с уверенностью сказал граф Бисмарк. — Вместе с тем получено известие, что во Франкфурте союзным войскам было приказано вчера готовиться к походу против Пруссии. Таким образом, война фактически объявлена, и Вашему Величеству необходимо принять меры против угроз, которые находятся в нашем собственном кругу действий. Нам предстоит обезопасить Ганновер и Кур‑Гессен.
— К какому решению пришли во Франкфурте? — спросил король. — Разве Ганновер и Кур‑Гессен объявили себя за Австрию?
— Они не приняли австрийских мотивов, — отвечал министр‑президент, — но не противятся мобилизации армии. Это старая игра! — прибавил он. — Но она может сильно повредить нам, если мы не поспешим обезопасить себя со стороны этих держав.
— До сих пор они не вооружались, — заметил король.
— Но теперь, после решения союза, обязаны. Кроме того, их войска и в мирное время могут быть чрезвычайно для нас обременительны, — возразил граф Бисмарк. — Я убедительно прошу Ваше Величество принять энергичные меры и немедленно послать армию в Ганновер и Кур‑Гессен.