В полночь с 10 на 11 января 1863 г. в Польше началось восстание, с подавлением которого российское правительство испытывало затруднения. Общественное мнение Англии и Франции, а вслед за ним и правительства этих государств заняли откровенно антирусскую позицию. В условиях, когда весьма вероятным представлялось вооруженное столкновение с Англией и Францией, Россия нашла союзника за океаном в лице Северо-Американских Соединенных Штатов. Петербург, в отличие от своих потенциальных противников, оказывал дипломатическую поддержку Северу в борьбе против Юга в Гражданской войне 1861–1865 гг. На этом фоне правительство России по рекомендации управляющего Морским министерством адмирала Н.К. Краббе направило в Северную Америку две крейсерские эскадры. 13 сентября 1863 г. в Нью-Йорк прибыли два фрегата под командованием контр-адмирала С.С. Лесовского
[118]. До конца месяца русская эскадра была усилена еще двумя корветами и одним клипером. 1 октября 1863 г. четыре корвета и один клипер под командованием контр-адмирала А.А. Попова пришли в Сан-Франциско. С этих позиций, опираясь на поддержку Северных Штатов, русские паровые корабли могли угрожать морским коммуникациям Англии и Франции в Атлантическом и Тихом океанах в случае нападения этих государств на Россию. Военное значение этих возможных операций не стоило преувеличивать, речь шла только об угрозе торговым перевозкам, но и эта угроза воспринималась достаточно серьезно. Антирусская коалиция не была сформирована ни в 1863, ни в 1864 г. Ни Франция, ни Англия, ни Австрия оказались не готовы заходить в своей поддержке Польше за пределы дипломатических демаршей. Спустя год крейсерские эскадры благополучно вернулись в Россию.
Поскольку в 1863 г. война России с Великобританией казалась неизбежной, Морское министерство, опасаясь ареста, если не конфискации, строившихся на английских верфях русских судов, решило ускорить отправку броненосной батареи «Первенец» в Кронштадт. Несмотря на препятствия, чинимые английской стороной, контр-адмиралу Бутакову удалось добиться отправки броненосного корабля в Россию. Однако в самом начале своего пути «Первенец», сильно рыская при свежем ветре, ударил английское госпитальное судно. Военно-морскому агенту стоило больших усилий уладить этот инцидент (Смирнов В.Г. Указ. соч. С. 133).
Осенью 1864 г. Григорий Иванович переехал в Ниццу и, живя здесь, побывал в южных французских портах. Он ознакомился с новым типом французских военных судов. Это были «блиндированные разборные лодки малого углубления и большой боевой силы», состоявшие каждая из семнадцати отдельных отсеков, легко перевозимых на транспортах и по железным дорогам. «Эти лодки можно построить, — доносил Бутаков управляющему Морским министерством, — бесчисленное множество в самый короткий срок, ибо самые ничтожные котельные заведения могут предпринять их постройку. Французы могут послать их в Кельн для действий по Рейну или перевезти на любую реку в Европе, где будет театр войны. В Китае и Кохинхине у французов много разборных канонерских лодок, доставленных на транспортах и собранных на месте… Мы можем строить их по Волге или Каме и в данный момент перевезти на Дон и в Керчь… или же доставить на Ладожское озеро или в Неву по каналам, на барках, и в Ригу по железной дороге…» (Лурье А, Маринин А. Указ. соч. С. 101–114.
Познакомился Бутаков и с французской подводной лодкой-тараном «Ле Плон-жер», проходившей в то время испытания. Это было стальное судно сигарообразной формы, длиною 44 метра, водоизмещением в 460 тонн, способное двигаться в подводном положении со скоростью 4 узла. В носовой части лодка имела шпирон, к концу которого была прикреплена коробка с пороховым зарядом. Предполагалось, что «Ле Плонжер» ударит корабль противника тараном и оставит шпирон в его днище, после чего отойдет задним ходом, выпуская проволоку, которая соединяет пороховой заряд с гальванической батареей, находившейся внутри лодки. Подрыв заряда (и корабля) должен был производиться после отхода подводной лодки на безопасное расстояние. Эффективность «Ле Плонжер» была весьма невелика, особенно против кораблей со стальным корпусом. Выяснив обстоятельства применения французской подводной лодки-тарана, Бутаков высказал мнение, что противодействовать ей можно с помощью применения больших неводов (в сущности, противолодочных сетей) (там же).
В середине февраля 1865 г. в Лондоне состоялась встреча Г.И. Бутакова с американским ученым и моряком М.Ф. Мори, находившимся в Англии в качестве агента Конфедерации с целью приобретения кораблей и вооружения для Южных штатов. Личность Мори была давно известна и в Морском министерстве России, включая генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича. Безусловно, ранее слышал о нем и Г.И. Бутаков. Мори рассказал контр-адмиралу, что более года занимается весьма важным вопросом: разработкой подводных и подземных мин и их «воспламенением» — подрывом. Американец сообщил, что в этой области «достиг значительных усовершенствований» и перед возвращением «на театр войны» (в Америку), где сконструированные им мины употребляются «в первоначальном своем виде», хотел бы отблагодарить генерал-адмирала российского флота, который в начале Гражданской войны предлагал ему переехать в Россию. Благодарность Мори заключалась в том, что он готов был передать все результаты своих исследований в минном деле, если великий князь Константин Николаевич пришлет в Лондон специалиста по «гальванерной части». Мори предложил русскому правительству купить у него «секрет», суть которого состояла в том, что он позволял минам воспламеняться лишь тогда, когда неприятельское судно будет находиться в районе их действия. В дальнейшем этот «секрет» на продажу конкретизировался и стал звучать, как изобретение «посредством которого подводная мина не может лопнуть иначе как, когда судно находится в пределах ее действия, днем или ночью, лишь бы судно было видимо (visible), и посредством которого можно узнать, не случилось ли чего с миною или проволокою, когда они положены в свое место, и также удостовериться, в чем именно состоит повреждение». Сумма вознаграждения за «секрет» не была озвучена (Смирнов В.Г. Указ, соч. С. 134–135). При этом американский ученый выдвинул несколько условий: сведения, передаваемые им, не должны стать известны врагам «его родины», т. е. «северянам», более того, сведения эти не должны быть опубликованы или стать предметом «публичных ученых рассуждений». Изобретатель был уверен в том, что ему удалось достигнуть «многих усовершенствований в способах применения электичества наудобнейшим для военных целей образом». В присутствии русского агента Морского министерства Мори провел ряд опытов, убедивших Бутакова, «нс совсем незнакомого с этим делом», в целесообразности направления в Англию специалиста по минному оружию, который в случае приезда смог бы не только перенять все наработки американского ученого, но и заказать через него необходимый инструментарий. В письме от 19 февраля 1865 п, адресованном управляющему Морским министерством адмиралу Н.К. Краббе, Г.И. Бутаков отметил, что считает весьма важным делом безотлагательный приезд в Лондон специалиста-минера, знающего английский язык. Срочность была связана с тем, что Мори собирался на время покинуть Англию и отправиться в Америку. Бутаков предупреждал, что приезд специалиста-минера в Лондон должен быть «негласным», поскольку за Мори следили «шпионы северян». К своему письму военно-морской агент при-дожил описание четырех опытов, которые в его присутствии провел Мори.