Завещание - читать онлайн книгу. Автор: Джон Гришэм cтр.№ 37

Дочь Джейни Джина вынуждена была отправиться к родственникам мужа в Коннектикут. Обычно встречи с ними были унылыми и нудными. Но теперь обстоятельства драматическим образом изменились. Для ее мужа Коуди это было триумфальным возвращением в разрушающуюся родительскую усадьбу неподалеку от Уотербери.

Когда-то семейство Стронг разбогатело на морских перевозках, но долгие годы бездарного управления делом и беспечной траты денег привели к полному упадку предприятия.

Громкое имя и почтенная родословная все еще открывали им двери престижных учебных заведений и клубов, а брачные союзы, заключавшиеся членами семьи, по-прежнему имели громкий резонанс. Но кормушка, из которой ели слишком много поколений рода, оказалась не бездонной.

Это были высокомерные люди, кичившиеся своей фамилией, акцентом, генеалогическим древом и на первый взгляд ничуть не обеспокоенные истощением состояния. Некоторые члены семьи сделали карьеру в Нью-Йорке и Бостоне, но тратили на поддержание имения все, что зарабатывали, потому что оно было их тылом, их родовым гнездом.

Последний из Стронгов, обладавший трезвым деловым мышлением, судя по всему, предвидел конец и оформил часть состояния – очень приличную часть – как находящийся под доверительным опекунским управлением капитал, предназначенный только для получения образования. Сей акт был заверен множеством адвокатов и представлял собой закованный в броню неприкосновенный запас, чтобы никто из потомков не смог покуситься на него. Покушения имели место, но капитал выстоял, и поэтому всем юным представителям семейства Стронг до сих пор было гарантировано превосходное образование.

Женитьба Коуди на Джине Филан его семьей была расценена как мезальянс, прежде всего потому, что у Джины это был второй брак. Однако ее вхождению в клан поспособствовал тот факт, что ее отец на момент свадьбы стоил шесть миллиардов долларов. Тем не менее на нее всегда смотрели свысока, ведь она была разведена, не получила образования в одном из старейших университетов Новой Англии и, следовательно, не была достойной парой для Коуди.

Но в этот рождественский вечер все Стронги собрались, чтобы приветствовать Джину. Она никогда не видела столько приторных улыбок на лицах людей, ей неприятных, не удостаивалась стольких объятий, поцелуев в щечку и похлопываний по плечу. За эту суету она возненавидела их еще больше.

Пара стаканчиков – и у Коуди развязался язык. Мужчины собирались группками вокруг него, и наконец прозвучал сакраментальный вопрос: “Сколько?”

Коуди сделал постную мину, словно состояние уже успело ему наскучить – эту сцену он репетировал сотни раз перед зеркалом в ванной, – и сказал:

– Думаю, миллионов пятьсот.

У многих захватило дух, но кое-кто, внутренне клокоча от зависти, скорчил презрительную гримасу, потому что все они были Стронгами и прекрасно знали, что никогда не увидят ни цента из свалившегося на голову Коуди богатства.

Слово, однако, просочилось за пределы группы, и вскоре уже женщины, рассредоточенные по всему дому, оживленно перешептывались, повторяя заветное: “Полмиллиарда”. Мать Коуди, поблекшая чопорная женщина, чье лицо, когда она улыбалась, рассекалось множеством морщин, была шокирована происхождением денег.

– Это новые деньги, – презрительно сказала она дочери. Имелось в виду: новые деньги, нажитые скандальным старым козлом, сменившим трех жен и наплодившим кучу никчемных детей, ни один из которых не окончил престижного университета.

Новые, старые ли, но у младшего поколения женщин семьи Стронг эти деньги вызывали бешеную зависть. Они уже видели реактивные лайнеры, особняки на побережье, феерические приемы на дальних уединенных островах, фонды, учрежденные для племянников и племянниц, а может, и прямые подношения в виде кругленьких сумм наличными.

Деньги подтопили лед, и Стронги демонстрировали теплоту, которой никогда не проявляли в отношении “чужаков”. Невиданные прежде открытость и любовь царили на этом уютном домашнем рождественском сборище.

Во второй половине дня, когда семейство собралось за традиционным праздничным ужином, пошел снег. “Какое восхитительное Рождество!” – загалдели Стронги. А Джина ненавидела их с каждой минутой все сильнее.

Рэмбл провел праздник со своим поверенным, стоившим шестьсот долларов в час, который, впрочем, до поры скрывал счета, как умеют скрывать их только адвокаты.

Тайра, как и Джейни, уехала со своим молодым жиголо куда-то на побережье и там загорала на солнышке без лифчика, а возможно, и без всего остального, ничуть не заботясь о том, чем занимается в это время ее четырнадцатилетний сын.

Адвокат Рэмбла, Йенси, дважды разведенный холостяк, от последнего брака имел сыновей-близняшек, которым исполнилось одиннадцать. Мальчики были блестяще развить для своего возраста; Рэмбл, напротив, чрезвычайно неразвит для своего, поэтому они прекрасно находили общий язык с увлечением играли в видеоигры в спальне, в то время как Йенси в другой комнате смотрел по телевизору футбольный матч.

Его клиент должен был в день совершеннолетия получить пять миллионов, но, учитывая уровень его развития и семейные традиции, этих денег ему хватит даже на меньший срок, чем хватило другим отпрыскам Филана. Однако не судьба этих несчастных пяти миллионов заботила Йенси – столько он рассчитывал получить за защиту прав Рэмбла при разделе наследства Троя Филана.

Йенси тревожило другое. Тайра наняла новых адвокатов из очень агрессивной фирмы, имеющей связи с Капитолием и располагающей весьма большими возможностями. Тайра – всего лишь бывшая жена, а не отпрыск Троя, каковым является Рэмбл, и ее доля наверняка будет скромнее, чем доля Рэмбла.

Ее новые поверенные, разумеется, это понимали и оказывали давление на Тайру, чтобы заставить ее загнать Рэмбла в угол и наложить лапу на его часть наследства. К счастью, мать уделяла Рэмблу очень мало внимания, и Йенси умело манипулировал подростком, держа его на расстоянии от матери.

Мальчишечий смех, доносившийся из спальни, звучал для него сладкой музыкой.

Ближе к вечеру, утюжа тротуары, Нейт заметил маленькую лавку, которая была открыта, и вошел в надежде купить пива. Ничего, кроме банки пива, ну, может, двух. Он один, на краю света, и ему не с кем было встретить Рождество. Нейта накрывала волна одиночества и тоски, он начинал катиться вниз. Жалость к самому себе захлестывала его.