От непосредственного участия в боевых действиях против собственного народа армию старались оградить — при проведении оперативных мероприятий войска разрешалось использовать лишь в исключительных случаях с разрешения РВС военных округов либо РВС СССР — однако не всегда это удавалось. В некоторых районах, где одуревшая от вседозволенности власть пыталась заставить мусульманское население заниматься коллективным свиноводством, подарить свободу женщинам Востока или силой принудить кочевые племена к оседлости, без артиллерии, бронетехники и авиации было не обойтись. Кроме того, РВС округов нередко сами проявляли инициативу в деле «содействия партийным и советским организациям», командиры частей с энтузиазмом откликались на призывы местных властей «всех выявить и обобрать». В анналы вошла история о том, как 30–31 января 1930 года 243-й стрелковый полк 81-й дивизии по просьбе руководства района под звуки оркестра вошел в город Медынь и раскулачил его «до последней тряпки», после чего значительная часть личного имущества горожан переместилась в казармы. «Никаких эксцессов не было, — доносил начальник политотдела дивизии. — Настроение красноармейцев приподнятое».
31 января 1930 года политуправление Приволжского военного округа вызвало своих коллег из УВО, СККО и ККА на социалистическое соревнование «по весеннему севу, коллективизации, подготовке кадров и ликвидации кулачества как класса». По этому поводу начальник ПУ СКВО писал начальнику ПУ РККА Я.Б. Гамарнику:
«В условиях отсутствуют вопросы боевой подготовки, что противоречит указаниям РВС СССР и ПУРа, кроме того, мы по отдельным моментам этих условий идем вперед. Обстановка Северного Кавказа к тому же настолько своеобразна и напряженна, что превращать округ в с/х академию не считаю возможным, а потому от такого соревнования мы отказались, но думаем, что не отстанем в деле подготовки округа к коллективизации, а по ликвидации кулачества как класса уже работаем практически, не забывая боевой подготовки».
В самом деле, соединения Северо-Кавказского округа под командованием И.П. Белова участвовали в подавлении восстания, охватившего осенью 1929 года всю Чечню и ряд горных районов Дагестана. В письме Ворошилову от 4 февраля командующий округом предлагал кампанию по «изъятию кулачества и контрреволюционных главарей в национальных областях» совместить с планами боевой подготовки: «Организовали бы маневры с привлечением всех родов войск. Это было бы учебной практикой». Для проведения «маневров» требовалось дополнительно всего-то пять батарей горной артиллерии, 24 легких миномета и 100 пулеметов Томпсона.
Наиболее боеспособные части Среднеазиатского военного округа, которым командовал П.Е. Дыбенко, по приказу РВС СССР проводили военно-полицейскую операцию против туркмен и казахов, бежавших от колхозного счастья в басмачи.
В усмирениях крестьян принимали участие подразделения Белорусского, Ленинградского, Московского, Украинского, Приволжского округов, о чем свидельствует доклад ПУ РККА наркому по военным и морским делам «О фактах вооруженного участия военнослужащих в кампании ликвидации кулака как класса». Правда, эти случаи носили эпизодический характер и противоречили директивам высшего командования.
Центром активного сопротивления стала Правобережная Украина, где действия крестьянства принимали все более организованные формы, росло влияние националистов, призывавших отложиться от «москалей». Председатель ГПУ УССР В.А. Белецкий докладывал 9 марта 1930 года: «По сведениям 10 округов, всего потерь в процессе массовых выступлений — 577. Всего убито с нашей стороны — 26, ранено — 37, избито — 314. Всего убито с противной стороны — 26, ранено — 62, избито — 103. Сведения о потерях, особенно с противной стороны, неполны. Условия обстановки не всегда позволяют их учесть».
Затеяв выселение кулачества из приграничной полосы, причем «в первую очередь польской национальности», а заодно всех «шляхетских семейств» поголовно, Москва всерьез озаботились возможной реакцией правительства Пилсудского. 15 марта Политбюро приняло постановление «Об Украине и Белоруссии», в котором говорилось: «По имеющимся данным есть основания предположить, что в случае серьезных кулацко-крестьянских выступлений в Правобережной Украине и Белоруссии, особенно в связи с предстоящим выселением из приграничных районов польско-кулацких и контрреволюционных элементов, польское правительство может пойти на вмешательство». Через два дня К.Е. Ворошилов отдал командующим соответствующих округов распоряжение о принятии «надлежащих мер для приведения в боеготовность войсковых частей и для поддержки этой боеготовности на должной высоте в течение всего лета 1930 г.». В приграничной полосе разворачивались силы для ведения партизанско-диверсионной работы. Среди населения поползли слухи о близкой войне с Польшей.
Еще больше времени и ресурсов отнимал «созидательный труд». В год сплошной коллективизации на Красную Армию была возложена ответственная задача обеспечения сельского хозяйства квалифицированными специалистами — от председателей колхозов до поваров и птицеводов. Принятое 30 января 1930 года постановление РВС СССР «Об участии Красной Армии в колхозном строительстве» требовало «готовить всю массу красноармейцев и младшего начсостава для активного участия в строительстве социалистической деревни»; общее число будущих «массовых работников» было определено в 100 тысяч человек. Из них 75 тысяч должны были составить кадры, «способные руководить колхозами, отдельными отраслями работы в них, обслуживать тракторы, комбайны, сложные с/х машины и быть передовыми борцами за превращение простейших колхозов в высшие формы». В идеале следовало добиться, чтобы 100 % «дембелей» было вовлечено в колхозы. После призыва превратить вооруженные силы в кузницу сельскохозяйственных кадров требование документа: «Ни одного часа, ни одной минуты за счет боевой подготовки!» выглядит неубедительно — в воинском распорядке дня лишнего времени нет. Тем более что демобилизованными «председателями» и «животноводами» дело не ограничилось.
Для работы в политотделах МЧС и совхозах формировались отряды из числа армейских политработников, имевших опыт руководящей партийно-политической работы не менее десяти лет. В деревню направлялись агитационные бригады, бойцы и командиры систематически привлекались к проведению посевных и заготовительных работ. Целые части покидали казармы и под звуки оркестра уходили в агропоходы. В одном из донесений ПУ БВО рассказывалось об итогах одного из таких походов:
«Во время агропохода отдельные группы-бригады, взводы, роты и даже полки объявляли себя ударными, заключали между собой договоры по соцсоревнованию, проявляли действительно боевые темпы работы. На местах участникам агропохода были организованы торжественные встречи с населением, устраивались короткие митинги, после чего группы-бригады распределялись по деревням и колхозам и приступали к практической работе. Красноармейцы и начсостав работали не покладая рук. Устраивали собрания бедноты, общие сходы, партийные и комсомольские собрания, собрания женщин, на которых разъясняли генеральную линию партии, новые задачи колхозного строительства; производили запись в колхозы и работу по организации новых колхозов; участвовали в работе по зерноочистке, в ссыпке семян, по обобществлению скота и инвентаря; ремонтировали сельхозинвентарь, машины, упряжь; ремонтировали и строили новые скотные дворы и сараи и прочее.