Тольтекское искусство жизни и смерти - читать онлайн книгу. Автор: Мигель Руис, Барбара Эмрис cтр.№ 35

После катастрофы все в моей жизни изменила воскресная Школа Видений Сариты. Мы с женой переехали в Тихуану ^[34], где я проходил интернатуру в Больнице социального обеспечения. Потом я начал работать нейрохирургом, ассистируя моему брату Карлосу. Я уже готовился начать собственную практику и восхождение по карьерной лестнице в медицине, когда воскресные занятия по видению у Сариты в конце концов подтолкнули меня к другой работе. Вместо того чтобы лечить болезни и неврозы, мне захотелось узнать их причины. Эти поиски в конечном счете привели меня вместо медицины к области, заниматься которой мне казалось не очень-то удобным. Хотя для многих из моей семьи это было делом совершенно естественным.

В детстве я иногда был свидетелем необъяснимых событий. Мой дед – да и его отец – был удивительным человеком, свершившим много загадочного. А еще у меня была тетушка, которая, похоже, владела магией. Она любила угостить родных ужином во дворе за своим домом. И вот как-то раз во время одной из таких веселых посиделок я сидел за столом рядом с ней. Мне тогда было лет шесть или семь, и я с восторгом слушал ее смешные истории о том, как она росла со своими братьями-озорниками. Во время одного из таких рассказов она легонько толкнула меня локтем в бок и попросила сходить на кухню – принести маленькую голубую миску. Я вскочил со стула, побежал на кухню – и увидел там тетушку. Она мыла посуду над раковиной. У меня перехватило дыхание, пораженный, я замер на месте, уставившись на нее.

– Ты чего? – спросила она.

– Я… мм… я за миской, – ответил я.

– Вот, возьми, – как ни в чем не бывало сказала она, махнув по голубой миске кухонным полотенцем и вручая ее мне.

Я схватил миску и помчался к столу во дворе, чтобы отдать ее все той же самой тетушке. В знак благодарности она подмигнула и поцеловала меня! Я навсегда запомнил тот случай, но таких случаев в моем детстве было столь много, что они уже не казались чем-то необычным.

Я, молодой врач, переживший в ту ночь на шоссе опыт восприятия себя как чего-то, отличного от своего тела, начал вспоминать подобные эпизоды один за другим. Эти воспоминания как будто звали меня, давали повод исследовать все, чего я не знал о жизни, все, чего не понимал в себе. Ученичество у Сариты стало для меня лучшей возможностью найти ответы на эти вопросы. Так, давно уже получив диплом врача, я начал все сначала. Я начинал с нуля, проработав несколько лет хирургом. И начал я с неизбежного вопроса: «Кто я?»

– Бред какой! – прошептала Лала.

– Это событие, которое остается в памяти, богиня, – сказала Сарита.

Она немного приободрилась, после того как исчезло видение аварии. В то же время странно вдруг было очутиться на стуле в маленькой комнатке с зеркалами по стенам. Сначала она не понимала, почему попала сюда, но потом вспомнила разговор с Мигелем в первую встречу с ним – когда он в больничном халате сидел на ветке древа жизни и грыз яблоко. Он говорил тогда о звездах и космосе, о том, что весь мир материи – это отражение бесконечной жизни. Тогда мир, в сущности, и есть зеркальная комната. Здесь это было ей очевидно. Ее сын понял это – сделал свое открытие о зеркалах – во время ученичества. Позже он стал заниматься самостоятельно, погружаясь в видение по нескольку часов кряду в комнате с зеркалами. Он регулярно практиковал этот вид медитации до тех пор, пока не перестал нуждаться в напоминании… то есть пока не пережил на опыте, что он и все вокруг – это отражение истины.

Сарита смотрела на все эти отражающие поверхности, и ее не оставляло какое-то странное чувство.

– А почему это тебя в зеркалах нет? – спросила она Лалу.

Хотя ее спутница сидела рядом, прижавшись к ней в тесноте, Сарита нигде не видела ее отражения.

– Тебе лучше знать. Это же твое видение.

– Это видение моего сына.

– Гм. – Лала нахмурилась. – Откуда же тогда столько лиц матери Сариты?

Старая женщина и сама была бы не прочь получить ответ на этот вопрос. Ее озадачило такое количество собственных отражений – они множились, разбегались, создавая вселенную, у которой, по-видимому, не было пределов. Со всех сторон, куда ни кинь взгляд, на нее смотрел собственный образ. В каждом зеркале сидела сгорбленная, усталая, отяжелевшая старуха. Она всегда гордилась тем, что следит за собой: и волосы у нее всегда были причесаны как следует, и одевалась она хорошо, но в этих отражениях она представала неряхой. На нее глядели толпы растрепанных старушенций в поношенных шалях, с унылыми лицами. Тогда она бодро улыбнулась, надеясь поправить картину, в ответ ей улыбнулись тысячи лиц, и в комнатке стало веселее. Так-то оно лучше, подумала она, проводя дрожащей рукой по седым волосам и чуть выпрямляясь.

Помещение было совсем маленькое – что-то вроде чулана или гардеробной. На стенах висело восемь зеркал в рамах. Ни одежды, ни чего-то другого здесь, однако, не было – одни зеркала, да кто-то положил коврик на пол и поставил на белых блюдцах свечи, которые были таинственным образом зажжены. От их мерцания все отражения казались живыми. Лала еще плотнее прижалась к ней, почти положив свою ногу ей на ногу и уперевшись острым локтем ей в ребра, так что Сарите очень захотелось оказаться на каком-нибудь удобном диване. Разве иллюзиям позволительно вызывать боль?

– Ты правильно отметила, – сказала Сарита, и ее голос эхом отразился от стекол. – Пока сам Мигель тут не появится, это не его видение.

– Сестра, но еще один человек тут уже не поместится, – откликнулась Лала. – А что, если еще и отец твой присоединится к нам или, не дай бог, этот призрак по имени Эсикио?

Она побарабанила по зеркалу, в которое смотрела, как будто этот стук мог помочь ей увидеть себя. Она постучала еще, и вдруг что-то резко изменилось в комнатке. Все отражения Сариты исчезли, а на их местах появились освещенные свечами бессчетные лица Мигеля Руиса.

Лала испуганно подтянула под себя ноги. Мигель сидел рядом, прижавшись к ней теплым боком. Его присутствие поставило под угрозу само ее существование. Казалось, к ним пришел сам смотрящий, а не только воспоминание о нем. Кем бы он ни был сейчас – отчаявшимся телом, цепляющимся за жизнь, или сознанием, переписывающим свою историю, – реальность его невозможно было отрицать. Одним лишь своим присутствием он вдыхал в видение жизнь. Зеркала теперь стали бесконечной вселенной возможностей, по сравнению с которой знания казались чем-то ничтожным, не имеющим никакого значения.

– Интересно, – услышала его голос Лала.

Это он с ней говорит? Она смотрела на ставшего моложе Мигеля: он всматривался в калейдоскоп отражений. Улыбнувшись, он закрыл глаза, как бы желая удержать ощущения еще на несколько драгоценных секунд. Вот где она навсегда потеряла его – в такой же комнатке с зеркалами. Да, места тут было явно маловато. Ей стало трудно дышать, и не потому, что они сидели в тесном чулане, а потому, что, по крайней мере сейчас, ничто не способно было спасти знания от уничтожения.