Артур и Шерлок. Конан Дойл и создание Холмса - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Симс cтр.№ 39

У Габорио была склонность развивать в своих романах детективный сюжет параллельно с семейной драмой в готическом стиле. В первой части совершалось преступление, велось расследование и изобличался преступник, а во второй детективный сюжет на какое-то время отходил на задний план, и автор раскрывал запутанные истории ошибок и жестокости, приведших к преступлению. Иногда такие романы можно было читать как два отдельных, практически самостоятельных произведения, объединенных в одну книгу. Анна Кэтрин Грин, находившаяся под очевидным влиянием Эмиля Габорио, зачастую также прибегала к аналогичному приему. Конан Дойлу нравились подобные «двухслойные» произведения, и он также с удовольствием пользовался этим приемом.

Занимаясь на медицинском факультете, знакомясь с книгами, не относившимися к специальной литературе, читая газеты и журналы, Артур Конан Дойл везде видел доказательства того, что ученые-исследователи являлись своего рода детективами. Джо Белл, мыслящий как настоящий сыщик, был ученым до мозга костей. Однако только Эмиль Габорио смог продемонстрировать, что детектив (педантично отмечая и анализируя различные детали, выстраивая психологическую и физическую структуру уголовных дел и создавая их архив) должен быть своего рода ученым-исследователем.

«Запутанная нить», – черкнул Артур Конан Дойл в одном из своих дешевых, расписанных под мрамор красных блокнотов¹. Он перебирал возможные названия и образы для детективной повести, которую начал создавать в своем воображении. Делая эту пометку, писатель, возможно, вспомнил яркий образ месье Лекока из опубликованного в 1867 году романа Эмиля Габорио «Преступление в Орсивале». В одном из отрывков Габорио передает размышления сыщика: «Самое трудное и самое главное – сразу же ухватиться за кончик зачастую весьма запутанной нити, которая через лабиринт уверток, умолчаний и лжи виновных в преступлении в конце концов приведет к истине»^{2 [44]}. Этот роман был переведен на английский язык в 1871 году, всего за два года до смерти Эмиля Габорио. В то время Артуру было двенадцать лет.

Позже Конан Дойл зачеркнул название «Запутанная нить», заменив его на «Этюд в багровых тонах». Объяснение этому он дал в четвертой главе своей повести. «Я вам очень благодарен, доктор, – говорит Холмс Ватсону, который убедил его расследовать таинственное дело. – Я вам очень благодарен, доктор. Если б не вы, я, пожалуй, не поехал бы и пропустил то, что я назвал бы интереснейшим этюдом. В самом деле, почему бы не воспользоваться жаргоном художников? Разве это не этюд, помогающий изучению жизни? Этюд в багровых тонах, а? Убийство багровой нитью проходит сквозь бесцветную пряжу жизни, и наш долг – распутать эту нить, отделить ее и обнажить дюйм за дюймом»^{3 [45]}.

В высказывании Холмса эхом звучат отголоски фразы Габорио. Остановившись на новом названии для своей повести, Артур Конан Дойл, казалось, стремился к более высокому художественному стандарту, чем тот, что задавала господствовавшая тогда в остросюжетной литературе «кровавая мелодрама». Ведь этюд для художника – это предварительный эскиз, а в литературе – вдумчивый анализ. Воспользовавшись этим термином для названия законченного произведения и упомянув при этом вполне определенный цвет, Конан Дойл тем самым поставил себя в ряды так называемого эстетического движения, в которое входили такие писатели и критики, как Уолтер Патер и молодой Оскар Уайльд. Изданная в 1873 году книга Уолтера Патера «Очерки по истории Ренессанса» считалась у британских «эстетов» сакральным текстом, а в 1880 году известный декадент Алджернон Чарльз Суинберн опубликовал книгу «Этюды в песне». Движение эстетизма исповедовало девиз «искусство ради искусства». Подразумевалось, что искусство должно быть освобождено от бремени нравственного воспитания, под которым оно сгибалось в течение многих столетий. Одним из самых известных художников среди «эстетов» был обосновавшийся в Лондоне американец Джеймс Эббот Макнил Уистлер, прославившийся такими работами, как картина «Симфония в белом № 1: девушка в белом» (1862 год) или портрет его матери «Аранжировка в сером и черном. Мать художника» (1871 год). Таким образом, название «Этюд в багровых тонах» сообщало повести Конан Дойла нотку трепетного, «артистического» предвкушения порока.

С самого начала Артур продумывал свое будущее произведение по эпизодам. Написав в блокноте предполагаемое название, он обозначил под ним:

«Перепуганная женщина бросается к извозчику. Вдвоем они отыскивают полисмена. Джон Ривз служит в полиции 7 лет; Джон Ривз следует за ними».

Вскоре Конан Дойл стал возвращаться в своих воспоминаниях к Джо Беллу в Эдинбурге, наглядно представляя себе сцены из прошлого. Он вспоминал его орлиный профиль, его острый, проницательный взгляд⁴. Он представлял себе, как внимательный исследователь, похожий на доктора Белла, занимаясь не медициной, а расследованием преступлений, мог бы сочетать в себе наблюдательность и научные знания – комбинация, способная решать практически все задачи, – по крайней мере в мире художественной прозы.

Реальный же мир уголовного розыска был более стихийным и непредсказуемым. Криминалистике, как и любой другой науке, приходилось преодолевать сопротивление замшелой традиции. Начало одного из самых выдающихся достижений в области уголовного розыска – применение дактилоскопии как метода идентификации личности – было положено в Индии еще в 1850‑х годах. Однако системный подход к этому методу был предложен лишь недавно, в 1880 году, шотландским хирургом Генри Фулдсом. В 1886 году, когда Артур Конан Дойл написал повесть «Этюд в багровых тонах», Генри Фулдс представил свою идею полицейскому управлению Лондона – однако она была отклонена как нереальная и непрактичная⁵.

Однако пока еще Артура мало интересовало реальное расследование уголовных дел. Вместо этого он задумывал своего детектива как вызывающего благоговейный трепет гения, который должен поразить озадаченный мир своей проницательностью. Такой всеведущий персонаж казался бы нестерпимо самодовольной личностью, бахвалящейся своими успехами. Если же при этом читателю был бы известен и ход его мыслей, то он смог бы слишком быстро сложить вместе отдельные детали мозаики преступления. Таким образом, как и Дюпену у Эдгара По, ему требовался свой биограф. Артур превратил врача, который вдохновил его на литературное творчество, в детектива, а его помощника – во врача. Полученная научная подготовка и широкий медицинский кругозор прослеживались во многих темах, за рассмотрение и описание которых брался Конан Дойл.