От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Экк cтр.№ 108

Пока все это происходило, Николаев сдался от одного артиллерийского огня, и 8-й корпус также освободился.

Таково было положение, когда 25 августа вечером обнаружились явные признаки перехода австрийцев в наступление с Городецкой позиции с целью вернуть Львов.

7-й корпус едва успел вернуться на шоссе Городок – Львов и задержать наступление австрийцев у д. Мшаны.

Так начались бои 26–30 августа, едва не повлекшие за собою потери нами Львова. Три полка 13-й дивизии не были мне возвращены. Взамен их генерал Брусилов передал в мое распоряжение бригаду 12-й пехотной дивизии ^[292] из состава 12-го армейского корпуса, стоявшей у Янова, и 4-й артиллерийский тяжелый дивизион. ^[293]

Переговорив с генералом Баташевым, я отдал приказание: бригаде 12-й пехотной дивизии с получением моего приказания наступать по шоссе, проходившему от Янова через лес прямо к Городку, в тыл перешедшим в наступление частям австрийских войск. Генералу Баташеву, оставив в моем распоряжении другой, 136-й пехотный Таганрогский полк, с остальными тремя полками дивизии атаковать д. Мшаны и выбить из нее австрийцев. 4-му тяжелому дивизиону поддержать атаку.

Подготовив атаку артиллерийским огнем, генерал Баташев двинул свои полки вперед. По расчету времени выходило, что 12-я пехотная дивизия уже могла начать дебуширование из леса в охват фланга и в тыл австрийцам. Но совершенно неожиданно, из штаба армии передали, что ввиду донесения командира 12-го корпуса о том, что австрийцы в превосходных силах обрушились на его корпус и обтекают его правый фланг, командующий армией признал необходимым отменить приказание о командировании бригады 12-й дивизии в ваше распоряжение. Эта отмена поставила нас в более чем тяжелое положение и, если так можно выразиться, развязала руки австрийцам. Они сами начали продвигать значительные силы в охват правого фланга 34-й дивизии.

Приходилось выручать генерал-лейтенанта Баташева, и я двинул 136-й пехотный полк на д. Вельно Поле с приказанием отбросить охватывавшую наш фланг австрийскую пехоту. Таганрогцы доблестно атаковали и поначалу имели успех, но затем, потеряв командира полка и подавленные превосходными силами, очистили Вельно Поле и в беспорядке отошли.

Остававшийся в момент распоряжения другой полк, 133-й Симферопольский, еще ранее по просьбе командира 8-го корпуса отдал в его распоряжение ввиду запоздания 14-й пехотной дивизии, и полк в течение всего дня вел бой на участке 8-го корпуса на фронте шесть верст. Не видя другого исхода, я впервые отдал приказание 4-му тяжелому дивизиону перенести огонь по пехоте. Дивизион выполнил перенос огня с замечательной быстротой, и действие его огня было поразительно.

Поражаемые огнем шестидюймовых гаубиц и 42-линейных орудий, австрийцы отхлынули назад и более не наступали в этом направлении.

Часам к пяти пополудни и на фронте 34-й дивизии положение стало трудным. Командир Керчь-Еникольского полка был тяжело ранен в грудь, полк начал колебаться; 3-я батарея снялась с позиции и начала отходить. Австрийцы вновь повели решительную атаку. Дело казалось проигранным, но, как и 17-го числа, положение спасли генералы, которые вышли вперед цепей и своим примером вернули уже начавших было уходить Керчь-Еникольцев. В это время австрийские цепи были от наших на расстоянии 1000–1500 шагов.

И вдруг раздается команда: «Батарея в передки». Встревоженный генерал Баташев воскликнул:

– Куда батарея?

И получил спокойный ответ полковника Васильева:

– Вперед на позицию.

Выехал, снялся с передков и скомандовал:

– Прицел десять, трубка ноль, по пехоте картечью, очередь.

Этот геройский выезд 6-й батареи 34-й артиллерийской бригады окончательно спас наше положение; поражаемые в упор картечью, австрийцы сперва остановились, а через несколько минут не выдержали, отхлынули назад и в этот день в наступление более не переходили. Чтобы вполне понять все величие подвига полковника Васильева, достаточно указать, что прицел 10 означает расстояние в 200 сажень или 600 шагов. Так пережили мы этот критический день, и настроение в 7-м корпусе не только не упало, а еще поднялось.

Столь тяжкая обстановка создалась ввиду роковой ошибки командиров 12-го и 10-го корпусов, принявших спешно отходившие мимо них массы австрийских войск, отступавших от Грубешова под давлением 5-й армии, за наступающего противника. И так в течение всего боя 12-й корпус оставался на месте, ограничиваясь одним артиллерийским огнем, а командир 10-го корпуса настоял на оставлении в его распоряжении полков 13-й пехотной дивизии. У меня же в этот день в резерве остался один взвод 7-го мортирного дивизиона и батальон пехоты.

Узнав, что Таганрогский полк отошел, не подобрав своего погибшего командира, я послал сказать полку, что если тело командира не будет подобрано – никогда больше не буду здороваться с полком. И командир был найден и погребен.

На другое утро начальник штаба лично произвел рекогносцировку; очень метко определил значение рощицы, находившейся впереди австрийского расположения, без занятия которой они не могли перейти в решительное наступление. Роща была нами взята под огонь, и мы, хотя и были вынуждены перейти к обороне, прочно утвердились на занятых нами позициях, и частичными переходами в наступление парализовали все попытки австрийцев пробиваться ко Львову, и даже смогли два раза поддержать командира 8-го корпуса.

Так прошло 27-е. 28-го сражавшийся левее 8-го корпуса 24-й корпус не выдержал напора австрийцев и отошел ко Львову, и я получил приказание генерала Брусилова отойти ко Львову и стать за форты. Приказание это скрыл, продержался до вечера и затем написал частную записку генералу Брусилову: «Ваше приказание об отходе не объявил и до повторения приказания не приведу его в исполнение, так как отход в форты будет равносилен потере для нас Львова. Мы твердо стоим и при первой возможности перейдем в наступление, а сейчас необходимо приказать 24-му корпусу вновь выдвинуться вперед, на старые места, и тогда положение будет восстановлено». На эту записку ответа не получил, но, очевидно, она была принята к сведению, потому что приказание об отходе в форты не было повторено.

В этих боях впервые пришлось наблюдать оригинальный прием, усвоенный австрийской артиллерией – ежедневно перед закатом солнца австрийская артиллерия открывала по всему фронту частый огонь и вела его с полным напряжением до заката солнца, после чего бой постепенно затихал. И так как за этим ураганным огнем ни разу не последовало решительного наступления, то он не оказывал тяжелого давления на войска, скорее способствовал подъему духа и уверенности в себе. Штаб корпуса все время находился на самом поле сражения, тут же и обедал на глазах у войск и только на ночь становился на занятый нами дом лесничего.