– Не может. Я послезавтра уезжаю.
– Какие вы шустрые, – вздохнул мой преемник, – ладно, давай начнем сегодня.
Со сдачей дел пришлось провозиться до позднего вечера, и все равно ничего толком передать не успел. Глянув на часы, мы хором охнули и улетели успокаивать своих женщин.
Особенно хорошо это получилось у меня.
– Все, – заявил я с порога, – через день уезжаю в Москву.
– Когда вернешься? – поинтересовалась Катя, хмурясь на мою грязную обувь.
– Никогда. Теперь уж вы к нам. Я теперь опять в Москве работать буду.
Катя отреагировала адекватно.
* * *
Теперь я точно знаю, как чувствует себя человек, если ему по голове стукнули мешком с мукой. Не больно – он мягкий, но в глазах темно и колени подкашиваются. А еще звездочки перед глазами: то ли мука не осела, то ли силу удара не рассчитали.
Мозг отказывался воспринимать информацию.
– Когда ты вернешься?
– Никогда.
Что еще сказать? Что спросить? Я впала в ступор. Я была потрясена так, что даже плакать не моглось. Сергей прошел в комнату, переоделся, помыл руки, пришел в кухню, а я так и стояла в коридоре, пытаясь осмыслить слово «никогда». Так нельзя, это не по-человечески! Взять и вывалить это на меня в тот момент, когда я совершенно не была к такому готова! Объяснил бы что-нибудь, смягчил бы удар. Сказал бы по крайней мере что-то вроде: «Катя, ты очень хороший человек, но…» – а то сразу «никогда».
– Кать, я тебя в третий раз спрашиваю, что мне есть – сосиски или сырники? Что Машке оставить? Эй, ты где?
Какие сосиски? Какие сырники? Он что, еще собирается покушать напоследок? Дорогая, я от тебя ухожу, только сначала поем! Совершенно не раздумывая, я схватила со стола тарелку и шахнула ее об пол.
– Хрен тебе с маком, а не сосиски! В Москве поешь!
Сергей разобиженно похлопал на меня глазами и гордо удалился в комнату, где ночевал, когда приехал.
Я дрожащими руками помыла посуду, приняла душ и, глотая слезы, свернулась калачиком в холодной одинокой постели.
Как же так? Я должна попытаться поговорить? Но он же сказал, что никогда не вернется, о чем еще спрашивать?
Но я же люблю его! Неужели вот так просто возьму и отпущу? Я должна попытаться уговорить его взять меня с собой!
А с другой стороны, я представила себе, что сейчас спрошу: «Сергей, а ты не хочешь жить с нами вместе?», а он ответит: «Не хочу». Меня от ужаса затошнило.
Нет, сейчас не могу. Потом, потом, не сейчас… Утром поговорим.
Машка пришла ко мне под бочок в три часа ночи.
– Мама, а куда дядя Сергей ушел?
– Он не ушел, он спит в другой комнате, – пробормотала я.
– Да нет, он оделся и куда-то пошел.
Я вылетела из комнаты и наткнулась на пустой диван. Никогда не думала, что можно одеревенеть от страха.
А вдруг он больше не придет?
– Ма-а-м, где ты?
– Иду.
Я уткнулась носом в Машку. Какое счастье, что она у меня есть. И никуда не денется.
* * *
Женщины – это не загадки.
Это ловушки. Это волчьи ямы, калканы и противопехотные мины, запрещенные уж не помню какой конвенцией.
Только что все было хорошо, мы поговорили о том, что мне придется вернуться в Москву – и вдруг скандал и ужас! Или до нее так долго доходило? Не знаю, раньше Катя тугоумием не отличалась. Или это пресловутый менструальный синдром? Ну с чего было на невинный вопрос об ужине устраивать истерику и бить об пол тарелку с аппетитно пахнущей картошкой? Не нравится тебе что-то – так скажи, зачем еду переводить.
Я, конечно, гордо удалился, но обида осталась. Обида без обеда – обида вдвойне. Через некоторое время я понял, что голод заглушает обиду. Как назло, в этой приемосдаточной суете я совсем забыл пообедать. А картошка была тушеная. До сих пор пахнет. Или это обонятельные галлюцинации? Тайком сходил на кухню проверить и убедился, что пахло действительно заманчиво.
Я даже собрался вскрыть холодильник и заморить найденного в нем червячка, но гордость вперемежку со страхом удержала. А ну как проснется хозяйка и начнет опять посуду крушить? У меня появилась идея получше. Стараясь не шуметь, я быстренько оделся и рванул в ближайший «ночник». Набрал там рыбных консервов в масле (здравствуй, студенческая молодость!), хлеба и пива. Впервые решил попробовать местного. Так себе пиво, хорошо, что сообразил взять четыре бутылки, количеством заглушил недостаток качества.
Сидя на кухне, я размышлял о странном поведении Кати.
На середине четвертой бутылки я все понял: она издевается. Унижает меня, показывает, кто в доме хозяин. Дрессирует, так сказать. От возмущения я чуть не поперхнулся сардинеллой и решил, что так дело оставлять нельзя. Но за собой на всякий случай все-таки убрал.
Поутру я проснулся от возни в коридоре – мои женщины собирались уходить, даже не удосужившись разбудить меня. Да и завтрак, судя по всему, не ждал меня разогретым или хотя бы готовым к разогреванию. И я решил показать, на что способен гордый, самостоятельный, голодный мужчина с похмелья.
– Раз так, – сказал я, выходя в прихожую, – верни мне, пожалуйста, обручальное кольцо!
Я ожидал, что Катя расстроится от этого заявления (на то и было рассчитано), но никак не думал, что она свихнется.
* * *
– Ты что, совсем охренел? Маша, иди на улицу меня подожди! Ты что, совсем мозги профукал? Мало того, что ты практически деградировал, ты лежишь на диване и ни черта не делаешь, так ты еще и напиваться собираешься? Конечно, нажраться – лучший способ! Не дыши на меня, от тебя несет как от пивной бочки! Во что ты превратился? Ты же толстый стал, как колобок, тебя же в твоей родной Москве не узнают, ты в дверь офиса не пройдешь, ты там застрянешь, как Винни Пух, и будешь ногами дрыгать! Маша, я же просила подождать меня на улице! Что ты на меня глазами лупаешь? А как я должна себя вести? Приехал – радоваться, уехал – тоже радоваться? Или наоборот, рыдать в подушку? Хватит, надоело! То ты в Германию сваливаешь, то в Москву… Вали куда хочешь, только не нужно из себя жертву изображать! Тоже мне, обиделся он! А обо мне ты подумал? Ты вообще хоть раз о ком-нибудь, кроме себя, думал? Тебе хорошо, значит всем хорошо? А я не человек? Если нужна, так ты есть, а надоело, так можно и уехать? Перетрудился, бедненький, с ребенком посидеть заставили! А сколько я с этим ребенком сидела, тебя не интересует? Конечно, не интересует, это же не твой ребенок! Что ты вообще о нас знаешь, теоретик семейной жизни? Ты думаешь, мне легко ждать тебя бесконечно и сидеть здесь одной? Думаешь, мне такая жизнь нравится? Ты хоть раз подумал об этом? Что ты молчишь? Ты думаешь, ты такое сокровище, что я без тебя жить не смогу? Вали куда хочешь, хоть в Москву, хоть на Северный полюс! Алкаш!