— У тебя в холодильнике есть что-нибудь? — заботливо поинтересовался он, когда они подъезжали к кольцевой, но заметив, как она замялась, усмехнулся и сам же ответил: — Все ясно. Йогурт и корка хлеба.
— Хлеба нет, — потупила она глаза.
— Замечательно. Значит, сначала заедем в магазин.
— Может, не стоит? Я не хочу есть.
— Я тоже пока не хочу, но точно знаю, что захочу, и очень скоро. А тебе доктор прописал повышенное питание.Так что… — неожиданно его пронзила идея. — Так что заедем в магазин, потом на площадь за твоими вещами и ко мне домой. Тебя Саша до сих пор ждет.
Анна долго медлила с ответом.
— Нет, — наконец, твердо ответила она. — К тебе я больше не поеду. Даже ради Саши.
— Я был не прав, — продолжая следить за дорогой, тихо произнес Костя. — Прости. Прости, пожалуйста.
Анна снова надолго замолчала. На ее памяти этобыл первый случай, когда Костя не просто признал свою ошибку, но и тут же извинился: прямо, без обиняков.
— Хорошо, — словно решившись, произнесла она. — Какое-то время нам с тобой предстоит работать вместе, и, чтобы из всего этого вышел толк, предлагаю задать друг другу все накопившиеся вопросы и по возможности честно на них ответить. Я даже знаю, о чем ты хочешь спросить меня в первую очередь: о помолвке с Китсом. Верно? — повернула она голову.
— Да, верно, — нервно переместил он руки на руле.
— Мы с Джесси сами спровоцировали этот пиар. Помолвка — акция, придуманная для прессы. Семейству Китсов требовалось поднять рейтинг перед выборами председателя правления. Ты знаешь насколько в таких делах ценят семейные устои. У старшего сына все замечательно: жена, трое детей. А вот Патрик… Одним словом, он никогда не увлекался женщинами. Хороший умный парень, Джессика с ним дружит с детства, так же как и с Али. Вот мы и придумали эту помолвку. Выборы завершились благополучно и о ней скоро все забудут. Но обо всем этом я писала тебе в письме сразу после возвращения из Киева.
Опустив стекло, Анна закурила.
— А теперь я хочу тебя спросить о двух вещах.
— Спрашивай.
— Почему у тебя до сих пор работает Алина? Сворачивая на парковку супермаркета, Крылов пропустил несколько машин. Пауза, вызванная совершением маневра, казалась со стороны весьма кстати. Остановив машину в тени высоких деревьев, он также опустил стекло и закурил.
— Я знал, что ты об этом спросишь, — ответил Костя. — Сложно объяснить…
— Я тебя не неволю. Если не можешь начистоту…
— Мне не в чем оправдываться, — открыто посмотрел он ей в глаза. — Никакого интереса к ней я никогда не испытывал и не испытываю. Более того, в Киеве я был убежден, что на работе у меня она не задержится ни минуты… Я ехал провожать тебя в аэропорт, когда раздался звонок: оказалось, ночью умер Семчуков и его дочь нигде не могли найти. Я позвонил Николаю, и тот разыскал ее на вокзале. Оказалось, пока она стояла в очереди за билетом, у нее украли кошелек с документами, а как узнала о смерти отца, потеряла сознание. Пришлось вернуться, делать ей хоть какие-то бумаги… Жалко ее стало: всю жизнь жила маленькой избалованной девочкой, и все в один миг разрушилось. После сорока дней пришла ко мне в кабинет, за все извинилась и со слезами попросила оставить на работе. Я отказал. А вечером меня об этом попросил Локтионов. Скрепя сердце, согласился, но предупредил, что при первом же неверном шаге — увольняю. Написала заявление без даты. Пока работает. У нее жених есть, сын видного российского политика. Свадьбу отложили из-за траура. Вот и все. Надеюсь, она тебе не доставляла проблем в этот раз?
— Мне вообще никто не доставлял никаких проблем… Никак не могу понять, гипнотизируешь ты их всех или внушаешь как?
— Не понял…
— Если кто-то попадает к тебе в немилость, в офисе его сразу начинают сторониться. Человек автоматически становится изгоем!
— Я ничего никому не говорил.
— Неважно… Если бы Александра Андреевна была на месте.
— Она прилетела вчера, — заметил Крылов. — Но мне казалось, ты и сама не больно желала с кем-то общаться. КромеСавицкого, конечно.
— Возможно…
— Почему после аварии ты поехала к нему? — не выдержал Костя. — Я тебя полночи искал.
Анна удивленно раскрыла глаза.
— И это говоришь ты?! После приема, который ты мне устроив в ресторане? После того как в первый же вечер заявил, что нас больше ничего не связывает? Перед моим приездом кто-то забыл включить в квартире посудомоечную машину, — горько усмехнулась она. — Банально, но чашки со следами губной помады и помада на воротнике твоей рубашки говорили сами за себя… А после аварии… После аварии я сделала то, что в свете последних событий не должна была делать. Я позвонила тебе, но ты не ответил. Тогда я набрала Славу…
— Я оставил телефон в машине. Как только увидел тебя по телевизору, сразу бросился на поиски, — словно оправдываясь, разъяснил густо покрасневший Костя.
— Зря я затеяла этот разговор, — выслушав его ответ, Анна загасила сигарету и задвинула пепельницу. — Такое чувство, что мы с тобой в пинг-понг играем. Пошли в магазин, у нас мало времени.
— Подожди, — тихо попросил он. — Какой второй вопрос?
— Зачем? Все и так ясно.
— И все-таки? — настоял он.
— Ну, хорошо… Почему ты не ответил на мое письмо? Хотя бы строчкой… Занес мой адрес в черный список… Послал бы куда подальше, и то было бы легче…
— Я его не читал… Удалил, не открывая.
«Господи! — дошло до Анны. — Как я сразу не догадалась! Вот он Крылов, как на ладони: не разобравшись, где свои, где чужие, шашку наголо и вперед… Катюшино письмо сжег, мое удалил. Время стирает города, уничтожает цивилизации, но не в силах изменить то маленькое ядрышко, с которым человек появляется на свет. Меняются привычки, взгляды, но не сердцевина. Неужели такие поступки и есть основа человека, которого я люблю?»
— Почему ты молчишь? — не вытерпел Костя. — В этом письме было что-то важное?
— Нет, — медленно ответила она. — Теперь это не имеет значения. Удалил — так удалил. Пошли, — и решительно открыла дверь.
Косте ничего не оставалось, как двинуться следом.Взяв отдельную тележку, она задумчиво ездила с ней по магазину, бросала в нее какие-то продукты, затем обменяла деньги, рассчиталась и вкатила ее к парковке.
— В Минске можно взять машину напрокат? — уточнила она, как только они отъехали от супермаркета.
— Зачем? По первому требованию Михаил отвезет тебя куда надо.
— Для меня важна степень моей свободы и независимости, — неожиданно заявила она.
«Особенно теперь! Я должна быть сильной!» — машинально сжала она кулачки на коленях. — Твердое — ломается, гибкое — гнется и выживает…» — всплыло откуда-то из глубины памяти.