Эволюция вооружения Европы. От викингов до Наполеоновских войн - читать онлайн книгу. Автор: Джек Коггинс cтр.№ 48

Солдат этот мог быть невозмутимым и лишенным воображения; ему, возможно, не хватало личной инициативы, и без твердой направляющей руки он терялся. Но у него была привычка повиноваться и врожденная стойкость, побуждающая его выполнять свой долг любой ценой. В большой степени на создание этой привычки повлияла и жестокая система прусской муштровки. Да, она была крайне жестокой, а унтер-офицеры – безжалостны и знали свое дело; но нечто большее, чем страх перед наказанием, побуждало колонны солдат идти в атаку в битве при Лейтене, с пением старого германского гимна под бой барабанов и завывание флейт, или снова и снова бросало прусских гренадеров на залитые кровью склоны холмов под Торгау.

Мифу о непобедимости, который породили блестящие ратные свершения прусской армии, суждено было развеяться в один из полдней; но еще до того, как эта армия потерпела поражение под Йеной, превратности войны вывели под свет софитов армию другой страны. Французский солдат в последние несколько лет доказал свою боеспособность, в которой нашли отражение воинские достоинства его военачальников: под командованием виконта де Тюренна он был великолепен; под командой князя де Субиза – потерпел поражение под Росбахом. Но в годы, непосредственно следовавшие за революционными событиями 1789 года во Франции, в ее армию словно вдохнули новый дух, который дал возможность только что пришедшим в армию новобранцам побеждать регулярные армии доброй половины европейских государств. И не имело значение то, что во многих случаях те, кто вел их в бой, в совсем недалеком прошлом были капралами и сержантами королевской армии. Они были людьми идеи, горевшими желанием не только освободить свою новую Францию от угрозы вторжения, но и донести лозунг «Свобода, равенство, братство» до всего европейского мира.

Слова эти не родились в одночасье, появившись из-под пера философа. На самом же деле, как это бывает в ходе всех революций, непосредственным ее эффектом было резкое падение дисциплины и морали. Армия предреволюционной эпохи формировалась как добровольческая на долгосрочной основе, усиливаемая при необходимости призывом местного народного ополчения. Как и во всех профессиональных армиях того времени, офицеры были выходцами из аристократии или мелкопоместного дворянства. Первым результатом падения авторитетов стало исчезновение из армии многих таких офицеров. Этот процесс в разной мере затронул все рода войск пропорционально их социальному статусу; так, на непрестижных саперов он повлиял меньше всего, на артиллерию – несколько больше, в еще большей степени он затронул пехоту, а максимально пострадала от него кавалерия, в которой служили офицерами самые сливки благородного сословия.

Армии Законодательного собрания – номинально все еще лояльного королю – возглавляли Рошамбо, Лафайет и Люкнер. Однако, когда армии австрийцев, пруссаков и гессенцев находились на французской границе, экстремисты в Париже взяли верх, захватили Тюильри и отменили Конвенцию 1791 года. Лафайет, будучи либералом по убеждениям, но верный концепции конституционной монархии, отдал приказ двум из своих генералов следовать маршем на Париж и освободить короля. Один из них согласился, но второй, Шарль Дюмурье, отказался. Когда после ряда интриг Дюмурье был назначен командующим Северной армией, Лафайет и многие из его офицеров сдались австрийцам. Люкнер был заменен на посту командующего генералом Франсуа Келлерманом, а его высшие офицеры уволены.

Таким образом, в этот критический момент истории страны армии Франции испытывали неуверенность в своих командирах и разделялись по своим политическим пристрастиям. Дюмурье, получив в свое подчинение войска, писал: «Армия пребывает в самом прискорбном состоянии… не хватает ни обмундирования, ни головных уборов, ни обуви… ощущается значительная нехватка мушкетов». Тем не менее остались свидетельства ее способности противостоять пруссакам при Вальми (20 сентября 1792 года). Осторожный герцог Брауншвейгский, который командовал объединенной армией пруссаков, австрийцев, гессенцев и французских эмигрантов, не стал бросать свои войска в бой, который обещал быть весьма кровопролитным, и сражение превратилось в затяжную артиллерийскую дуэль. Стойкость под огнем французов, как регулярных частей, так и Национальной гвардии, в ходе этой почти бескровной «канонады при Вальми» убедила герцога в том, что ему не удастся прорвать их заслон, и союзная армия в конце концов отступила. Это в значительной степени говорит о моральном духе французских войск и нации, так как в то время победа – или, скорее, не поражение – при Вальми было объявлено поворотным пунктом в истории страны.

Это было просто необходимо сделать, потому что требовалось поднять дух нации, чтобы она могла пережить предстоящее ей трудное время. Казнь короля в январе 1793 года привела к созданию первой коалиции против Французской республики: Австрии, Пруссии, Испании, Англии, Голландии и Сардинии. Против регулярных армейских частей этих государств силы революционной Франции поначалу представляли собой довольно жалкое зрелище. Существовали большие трудности с набором в армию рекрутов; оружия и снаряжения катастрофически не хватало, а появившийся обычай гильотинировать потерпевших поражение генералов подавлял инициативу и побуждал многих, подобно Дюмурье, искать прибежище на стороне неприятеля. В армии были назначены представители правительства, подобно политическим комиссарам более позднего революционного режима и практически с теми же самыми полномочиями, производившими совершенно аналогичное влияние на боевой дух офицеров. Дисциплина в войсках падала, но тем офицерам, которые старались поддерживать ее строгими мерами, грозил донос на них лидерам революционного террора. В апреле был создан Комитет общественного спасения, который выпустил достопамятный указ от 23 августа 1793 года, вводивший всеобщую воинскую повинность – впервые с эпохи Древнего Рима. Указ этот часто цитировался в литературе, и его формулировки дают нам представление о степени опасности, угрожавшей стране: «Молодые мужчины будут сражаться; главы семейств будут ковать оружие и подвозить припасы; женщины будут шить палатки и работать в госпиталях; дети будут щипать корпию; пожилые придут на площади, чтобы поднять дух тех, кто будет уходить на бой, будут призывать проклятия на королей и молиться за республику. Общественные здания будут превращены в казармы, на фабриках будут делать боеприпасы; земляные полы подвалов надо обработать щелоком, чтобы получить селитру. Все имеющееся огнестрельное оружие должно быть вычищено и отдано армии. Все верховые лошади должны быть переданы кавалерии; все тягловые лошади, не занятые на полевых работах, будут перевозить орудия и припасы для армии».

В тот августовский день кардинально изменилась вся концепция войны. Профессиональные армии, в которых солдаты служили многие годы, формализованная стратегия прошлых веков, особое значение в которой придавалось маневру и осаде, а не решительной битве, – все это должно было исчезнуть. Их место предстояло занять вооруженному народу, а основное значение придавалось теперь массовой бойне и полному разгрому неприятеля. Теперь Мориц Саксонский не мог бы сказать своих знаменитых слов: «Мне не по душе затевать сражения, особенно когда война идет к концу. Более того, я убежден, что умный генерал может вести военные действия всю свою жизнь, не будучи принуждаем к этому».