При подготовке этих решений московские власти пытались руководствоваться не только политической целесообразностью, но и учитывать возможные экономические и социальные последствия. В районах спецпоселений намечалось, в частности, «проведение больших мероприятий по освоению целинных и залежных земель». Поэтому представленная Маленкову и Хрущеву записка комиссии ЦК КПСС под председательством К. Е. Ворошилова о снятии ограничений в правовом положении спецпоселенцев (24 февраля 1954 г.) в принципе учитывала опасность «большого ухода рабочей силы из этих районов» в связи с новым политическим курсом
234. Однако дальше опасливых предупреждений дело не пошло. А контроль над внутренней миграцией спецпоселенцев был потерян практически сразу после постановления Совета Министров СССР «О снятии некоторых ограничений в правовом положении спецпоселенцев» от 5 июля 1954 г. и отмены Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 ноября 1948 г. «Об уголовной ответственности за побеги из мест обязательного и постоянного поселения лиц, выселенных в отдаленные районы
Советского Союза в период Отечественной войны»» (отменен Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 июля 1954 г.)
235.
Полицейские чиновники сетовали: спецпоселенцы с Северного Кавказа «после объявления им нового правового положения стали вести себя более развязно, не реагируют на замечания работников спецкомендатур, не являются по вызову в спецкомендатуру, даже в том случае, когда они приглашаются для объявления им результатов по заявлению, а в отдельных случаях проявляют дерзкие поступки»
236. Миграция на юг Казахстана и в крупные города республики усилилась. Особенно привлекала Алма-Ата. Чеченцы и ингуши, которым удавалось здесь поселиться, прилагали все силы для того, чтобы перетянуть в этот благополучный город не только своих близких и дальних родственников, но даже односельчан и знакомых. Каждый обосновавшийся здесь вайнах стремился вытащить в более комфортные места своих родственников, знакомых и односельчан. Показательно, что либерализация режима не только сопровождалась «концентрацией по родам (тейпам)», но и возобновлением вражды между родами и даже массовыми беспорядками «на почве кровной мести». В 1953 г. подобные беспорядки имели место в городе Ленгере и поселке Майканы Павлодарской области. Складывалось впечатление, что ослабление полицейского гнета способствовало возвращению устойчивого к внешним воздействиям этноса в привычную родовую архаику
237.
Перемещения спецпоселенцев производились «по маршрутным листам с разрешения органов МВД». Предполагалось, что мигрант должен прежде на законном основании уволиться с предприятия или выйти из колхоза. Другими словами, без разрешения местного начальства (директора завода, председателя колхоза и т.п.) уезжать в другие районы ссылки запрещалось. Но спецпоселенцы часто попросту игнорировали подобные запреты - уезжали самовольно, в том числе и за пределы республики. Никакого наказания за подобные нарушения не предусматривалось, и считать их побегом, как в жестокие сталинские времена, было уже нельзя. Вайнахи же еще и использовали свою репутацию «неисправимых» и умело играли на желании хозяйственных руководителей избавиться от головной боли: «подавляющее большинство чеченцев и ингушей к работе относятся плохо, поэтому нет смысла удерживать их в колхозах и на предприятиях»1. В Казахстане пропорция между «легальными» и «нелегальными» мигрантами была 50 на 50
238.
Органы МВД, терявшие контроль над ситуацией, жаловались: чеченцев и ингушей на местах их расселения очень легко отпускают и выдают необходимые документы. Выход из положения многие полицейские чиновники видели в привычном «закручивании гаек». В ноябре 1954 г. ответственные работники МВД СССР просили Круглова войти в ЦК КПСС с предложением ограничить право свободного передвижения спецпереселенцев в Казахской ССР хотя бы пределами области, в которой они проживают
239. Однако это и ему подобные предложения чем дальше, тем больше противоречили новой либеральной политике Хрущева и поддержки не получали.
Ободренные первыми успехами, чеченцы и ингуши в 1954 г. начали всерьез задумываться о возвращении на родину. Особых надежд на репатриацию по команде из Москвы пока не было. Зато обходные пути для достижения заветной цели уже появились. Возникшие в системе контроля прорехи немедленно были замечены спецпоселенцами. Агентура МВД Казахстана сообщала, что «отдельные спецпоселенцы высказывают намерение использовать предоставленное право свободного передвижения в пределах республики для выезда к прежним местам жительства и, в частности, на Кавказ»
240. В вайнахском сообществе обсуждались и вырабатывались различные варианты использования новых возможностей как легальные (например, завалить правительство жалобами и просьбами, что и было впоследствии блестяще организовано закулисными чеченскими авторитетами), так и нелегальные. «Регистрация спецпоселенцев будет проводиться один раз в год, - говорили между собой чеченцы, - поэтому можно будет поехать на Кавказ, где пожить несколько месяцев, а ко времени регистрации возвратиться к месту поселения, после чего выехать обратно. Таким образом, можно жить на Кавказе пока нас всех не освободят из спецпоселения. Теперь под предлогом выезда в пределах Казахстана мы можем побывать в Москве и на Кавказе, и об этом никто не узнает»
241. В ноябре 1954 года появились первые сообщения о том, некоторые спецпоселенцы, «под предлогом временного выезда в одну из областей Казахской ССР, возвращаются к прежним местам жительства, откуда они выселены»
242.
Вайнахи прекрасно чувствовали органические слабости советской бюрократической системы, ее изначальную неспособность обеспечить эффективный тотальный контроль за спецконтингентами. Всех нарушителей режима даже при Сталине никто не мог ни за руку поймать, ни наказать. Теперь тем более. Если одновременно нарушать режим, то всех чеченцев за это в тюрьму не посадят, уж это-то точно4. Почувствовав растерянность местных органов МВД и комендантов, очевидное ослабление станового хребта сталинской диктатуры -жестокой репрессивно-карательной практики, чеченцы и ингуши уже в 1953-1954 гг. эффективно использовали освобожденное «опекунами» бюрократическое пространство для тактического маневра.