Потом ее, под конец, еще раз показали, и сидела она, как тогда, в четвертом ряду, и было у нее выражение на лице очень сосредоточенное.
Тамара Михайловна номер Лики набрала.
– Что это значит, Лика, объясните, пожалуйста, только что «Так ли плохо?» показывали…
– Да, да, вы видели? Вам понравилось?
– Почему-то не про курение, а…
– Про курение через четверг, – перебивает Лика, – а это первая передача, ее раньше записывали, без вас. Не волнуйтесь, вы в сетке. Через две недели себя увидите.
– Так в том-то и дело, что я себя увидела!
– Отлично! Мои поздравления!
– С чем поздравления? Меня вставили, где меня не было! Как это, по-вашему?..
– Это потому, – объясняет Лика, – что обе передачи монтировались одновременно. Не надо удивляться. Или вам что-то не нравится?
– Да ведь меня показывают там, где меня не было! Я там была в другой день, в другой раз! Это ж другое событие!
– Ну и что? Есть возражения по существу?
– Да ведь это ж неправда!
– У вас лицо выразительное. Вы режиссеру понравились.
– Мало ли кому я понравилась! Это же фальсификация!
– Ну, не знаю… То есть вы не хотите, чтобы вас еще приглашали?
– Быть статистом? Конечно, не хочу! Мало того, что я время убила… истуканом сидела, словно мне сказать нечего было… так меня еще всунули, где меня не было!..
– Послушайте, – говорит Лика, – некурящих и курящих очень много, а вот скоро новая запись будет, на одну очень интересную тему, и уж там-то вам точно дадут поговорить… Вы правда специалист по дрожжам?
– Какая разница, по чему я специалист! – восклицает Тамара Михайловна. – Знайте, Лика… Это обман! Вы меня очень сильно разочаровали.
На этом разговор заканчивается.
Тамара Михайловна стоит во дворе и смотрит на газон: лежат собачьи говешки в пожухлой траве, и число их несметно. Когда лето, они скрыты высокой травой, когда зима – большей частью под снегом, а весной и осенью – всегда на виду. Газон пролег полосой вдоль высокой кирпичной стены от окон Тамары Михайловны до трансформаторной будки. Таким образом, этот газон – собачий газон, как его тут все именуют – с трех сторон посетителям недоступен, а четвертой своей стороной он обращен к пространству двора – здесь чуть выше колена оградка. Перед ней и стоит Тамара Михайловна, пытаясь оградку понять: почему не дотянулась она до трансформаторной будки и для чего оставлен метровый зазор? Эстетически оградка Тамаре Михайловне не очень по вкусу, потому что напоминает кладбищенскую – вроде той, что этой весной установила Тамара Михайловна маме. Но оградка, безусловно, нужна, а зазор совершенно не нужен Тамаре Михайловне. Сэкономить ли решили на зазоре оградку, предусмотрен ли он для прохода смотрителей будки, каких-нибудь ее контролеров, монтеров, не важно – главное, он в реальности есть, и это плохо. Через оградку собаки не перелезают, но всегда к их услугам зазор, – лишь появятся они во дворе, сразу же, увлекая за собою хозяев, спешат к зазору, беспрепятственно проникают через него за оградку, отпускаемые на удлиняющемся поводке, и свободно овладевают всей площадью газона, а потом охотно гадят под окнами Тамары Михайловны.
Вся беда в этом зазоре.
Тамара Михайловна убеждена: была бы со стороны зазора воткнута табличка «Собак не водить», и никто бы за нее собак не стал запускать, это просто технически сложно, поскольку табличка бы натурально перегородила вход для любой собаки крупнее таксы, но и кроме того – есть пределы цинизму, не так ли?
Сказать честно, Тамара Михайловна понимает двусмысленность расположения газона у себя под окнами: вроде двор, но уже и не совсем двор, а так, закуток. Есть же в этом дворе детская площадка и еще четыре вполне очевидных газона, с тополями и кустами даже сирени (двор большой), – туда не водят собак, а сюда в закуток – это милости просим.
А была бы табличка, и тогда бы собак мимо этого, уже не собачьего места повели в подворотню, на улицу (двор проходной) – им открылись бы там другие возможности.
Тамара Михайловна убеждена: проблему выгула легко разрешить. Вот вам, пожалуйста, позитивный пример – газон во дворе дома номер восемь. Площадью он уступает собачьему месту под окнами Тамары Михайловны, но это нисколько ему не мешает быть пунктом наличия сразу двух антивыгульных табличек.
Не удивительно, что жильцы дома восемь, кто имеет собак, их на выгул ведут под окна к Тамаре Михайловне. Что же тогда говорить о своих?
Тамара Михайловна не понимает, почему Управляющая Организация не установит в их дворе табличку. Всего-то и нужна лишь одна «Собак не водить» или типа того.
Она переходит улицу и отправляется, это близко, в офис территориально исполнительного органа жилищно-коммунального хозяйства, теперешнее название которого (когда-то, кажется, оно называлось ЖЭК) Тамара Михайловна не только не знает, но и не хочет знать, – зато ее знают здесь – по теме двух банальных протечек и по всё этой же теме собачьего места.
– Я к вам пятый раз уже прихожу, а вы так и не установили табличку. Я же там цветы весной сажаю, да и двор все-таки, люди гуляют. Сколько же мне к вам обращаться?
Бронзовым загаром обладает диспетчер. Еще у нее из уха тянется проводок, – разговаривая с Тамарой Михайловной, диспетчер из уха, что бы там ни было в ухе, этого не вынимает:
– Мы все помним, но и Москва не сразу строилась, а вы хотите.
– Причем тут Москва? Вон в доме восемь, там целых две таблички во дворе, а у нас ни одной. Неужели это такое сложное дело? Не взятку же мне вам предлагать?
– Вы забываетесь! Здесь так не шутят!
– Но ведь можно как-то ускорить?..
– Соберите подписи жильцов. Это поможет.
– Так может деньги собрать? Я бы и на свои купила. Я только не знаю, где их продают.
– Вы меня троллите.
– Что?
– Ничего. У нас карниз обвалился, а вы с табличкой. Это действительно потребность первой необходимости? Имейте совесть. Имейте терпение. А то, получается, вы нас имеете. Посмотрите, что в государстве творится. Как будто не в одной лодке сидим.
Усовещенная, Тамара Михайловна выходит из офиса территориального исполнительного органа жилищно-коммунального хозяйства и замечает у входа, что, входя, не заметила: сигнальную ленту, огораживающую, стало быть, область падения карниза. Не глядя наверх, быстро-быстро идет, чтобы скорее свернуть за угол.
Все легковые для Тамары Михайловны – «иномарки». Почему же она должна разбираться в экзотических видах искусства? Нательная живопись это боди-арт (о нем Тамара Михайловна читала большую статью в гостях у племянницы), а как называется то же на автомобиле, она не знает. С этим самым, с русалкой на кузове – большегрудой и длинноволосой, – он и окатил их грязью на перекрестке. Тамара Михайловна еще успела отпрянуть назад, а женщине рядом не повезло. Слова, которые ныне запрещены законом к употреблению в средствах массовой информации, никогда не радовали слух Тамары Михайловны. – Зачем же так грубо? – обратилась она к женщине, отряхивающей пальто. – Сказали бы просто: козёл! – Она эту машину часто встречает – вероятно, водитель рядом живет…