Вообще, порядочных «наших» там трудно найти – или жулики, или шизофреники (в сферах ему доступных).
Один из нас (продолжение)
В ТЮЗе сегодня премьера спектакля по Чехову, я его звал: «Пойдем посмотрим, познакомлю с режиссером, с драматургами. Там тебя все знают…» (по «Берендею»). – Нет: ему надо спешить домой, в Павловск – дочь обещала нарисовать голубя (он будет продавать ангелов и голубей); завтра в дорогу, если будет поезд «бесплатный» (т. е. на котором можно с его инвалидовским удостоверением). Главное – до Словении. «А в Европе я как рыба в воде».
О дочке:
– Она большая. Умница. Только рожать не хочет.
– А сколько ей?
– А сколько тебе?
– 42.
– Значит, мне 41. Ей 21.
– Как-то ты странно ее возраст с моим связал.
– Я просто знаю, что я ее старше на 20 лет, а ты меня на год. А сколько мне, забываю все время.
О Вагинове
Я открыл его сам – примерно в восьмидесятом. Сначала стихи, потом прозу. Был заворожен «Козлиной песнью». Два других романа прочел в Публичке, меня только туда записали. Разыскал некролог, нашел номер «Абракаса», где ранняя проза. Нашел все, что печаталось, – его и о нем (не за границей). Что-то сам попытался о нем написать, получилось наивно. По адресной книге узнал дом и квартиру Вагенгеймов и захотел посмотреть, кто там сейчас. Открыл мужчина в майке. Нет, о писателе он ничего не слышал, здесь никогда не было никакого писателя. Здесь живет милиционер. Ну и хорошо.
Тогда Вагинова не переиздавали у нас, только мелькнула пара стихотворений в «Дне поэзии–67». Никто и не знал о нем. Помню ощущение: я читаю его, никому неизвестного (почти никому), и он во мне оживает…
Несколько лет назад в «Комсомолке» была заметка о неком молодом человеке, точно так же открывшего для себя Вагинова. И так же, как я, был зачарован. Я поразился сходству – вплоть до деталей. Его туда потянуло. Он тоже пошел по адресу, но был последовательнее меня – разыскал престарелую вдову, живущую с больным сыном, и как-то помог, чем сумел.
А я, когда познакомился с Веткой, показал ей свои записки о Вагинове; она их выучила наизусть и прочитала на экзамене по сценической речи, как «современную прозу» («писатель Носов»; экзаменатор о нем, понятно, не знал ничего, как и о Вагинове, но не показал вида); моя будущая жена получила пятерку и устную похвалу за «хороший выбор». – А «Козлиную песнь» читать не смогла. «Это невозможно читать».
Книга с комментариями
Э.Ф.Голлербах, удрученный падением культуры (1939), рассказывает анекдотец, не предполагая степени дотошности будущего комментатора (своего внука). – «Какая-то учительница обратилась ко мне в библиотеке Ленгиза с вопросом: “Как вы думаете, неужели здесь нет «Бедной Лизы»”? Я пересмотрела в каталоге все карточки на Достоевского».
Взгляд останавливает сноска. Заглядываю в примечания в конце книги: “Бедная Лиза” – название повести (1792) Н.М.Карамзина».
Ах, вот в чем юмор!
Далее: «Напрасно Вы беспокоили Достоевского, – ответил я (рассказывает Голлербах), – посмотрите карточки на Карамзина».
Опять сноска. «Николай Михайлович Карамзин (1766–1826) – прозаик, историк».
Смешно.
(Нет? Мне одному?)
Битовские булочки
Во сне – под утро – смеялся во весь голос. Подумалось еще, вот Ветка удивится, но она не услышала – уже на кухне была, детей провожала в школу. Сон был очень рельефный, хотел запомнить, но запомнил только смешное, каким мне это казалось во сне. То есть вот что. Андрей Битов, писатель, показывал, над чем он работает: булочки печет в виде буковок. Из этих булочек можно слова складывать. Тут я и засмеялся.
Дематериализация книги. Из каталога
В общекормовой базе человека и крысы книга всегда занимала особое место. Не потребляя книги физически, человек всегда находил в них источник так называемой духовной пищи. Вместе с тем книга, будучи вещественным объектом, представляла для человека определенную материальную ценность, и это обстоятельство затрудняло крысам свободный доступ к печатным изданиям. Ситуация стала меняться по мере изменений вкусовых предпочтений человека: книга, потерявшая значение источника духовной пищи, как пищевой объект оказалась востребованной крысами, и в частности серой крысой пасюк. Естественную утилизацию книги посредством употребления крысами справедливо рассматривать не только в бытовом, но и в философском аспекте: именно на примере книги мы видим, как идея объекта, воплощающего в себе духовно-материальный дуализм человеческих претензий, обретает в результате дематериализации объекта абсолютную чистоту и беспримесность и вместе с тем становится фатально не познаваемой.
Композиция демонстрирует стадии дематериализации книги.
Объект № 1. Образец цельной книги, до сих пор не подвергнутой физическому обгрызанию. Полная сохранность всех элементов изделия. (100´160).
Объект № 2. Книга, употребленная одной или двумя крысами, возможно, сравнительно сытыми. Спецификация: сборник «День Поэзии 1990» – изначально для чтения. Первая степень обгрызанности. Незначительное повреждение текста на стр. 3, 9 и 14 (потери от одной до трех букв в нижней строке). Двуочаговая дематериализация книжной массы в пределах нижних полей первых пятидесяти страниц. (200´260).
Объект № 3. Книга, употребленная активной крысой. Спецификация: сборник очерков неизвестного автора «Их имена забыться не должны» – изначально для чтения. Вторая степень обгрызанности. Имя автора утрачено целиком. Диагональная дематериализация книжной массы со стороны верхнего правого угла изделия с потерей порядка 15 % текста и 20 % общего объема изделия. (125´170).
Объект № 4. Книга, употребленная голодными крысами. Спецификация: очерки с предположительным названием «Н.А.Римский-Корсаков на Псковщине» неизвестного автора – изначально для чтения. Третья степень обгрызанности. Утрачено имя автора и значительная часть названия книги. Фронтальная дематериализация книжной массы со стороны верхнего края, а также по периферийным направлениям со значительной потерей текста и общего объема изделия. (125´165).
Объект № 5. Книжная труха – вещественный след тотальной дематериализации книги (изначально для чтения) посредством ее употребления крысами. Сведения о книге, равно как и содержание изделия, утрачены целиком. (0,3 л).
Китайская тема
Однозначно: этой ночью – Конфуций (третьего дня купленный женой в «Буквоеде»). Не спится. Взял – открыл где открылось. Жена моя тоже не спит. Конфуция будет читать на работе. Мы оба не спим – Митька летит в Китай. Трудно представить: в Китай. Это как на другую планету. Пятнадцать часов перелета, с посадкой в Новосибирске. Наверное, он уже в небесах Поднебесной. У нас три часа ночи. У них уже утро. Если не день.