Все изменилось за секунды. Внезапно замолчала минометная батарея, секундами позже – замолкли зенитные автоматы, и тогда Смирнов в триплекс увидел, как на опушку противоположного берега выходят БТР-70 и три знакомых БРДМ. КПВТ с трехсот метров рвали заднюю броню немецких танков в клочья. Почти все они вспыхнули – бронебойно-зажигательные пули калибра 14,5 мм сделали решето не только из брони, но и из топливных баков. В немецких экипажах живых не было. Не стреляли они только по «ганомагам», там обошлись работой снайперов по пулеметчикам. Немецкие водители по одному с поднятыми руками стали вылезать из БТРов. Бой закончился.
Шупейкин поднялся из своего окопа. И задумчиво посмотрел на буквально срытый бруствер. За три недели войны он еще ни разу не попадал в такой переплет. Если б не удар с тыла – немцы раскатали бы их максимум за пятнадцать минут. Без вариантов. Из соседних окопов, также отряхиваясь, выбирались солдаты и матросы. Кто-то стонал, бежали штатные санитары. К некоторым окопам народ подходил, снимая пилотки, каски, фуражки, береты, бескозырки, и молча стоял над погибшим своим товарищем. Больше всех погибло пулеметчиков. Они на поле боя среди пехоты самые заметные и по ним больше всего стреляют. Подошел к такой группе и Шупейкин. На дне неглубокого окопа лежал разорванный боец. Очередь спаренной двадцатимиллиметровки не убивала. Она разрывала человека на части. Все дно окопа было залито кровью. На солдате лежал красный от крови и только местами голубой берет. Тут же валялся искореженный пулемет неизвестной Володе конструкции.
– Он успел один расчет флаков снести, прежде чем его… – проронил рослый десантник, – второй расчет погранец завалил. Вон он, – и он кивнул в сторону другой группы без головных уборов, стоявшей метрах в пятидесяти, – и два расчета – «снайпера сделали».
Сзади зарычало, и зашумела вода – через реку перебиралась БМП разведбата.
– Где лейтенант Борисов? – требовательно окликнул бойцов крепкий подполковник, сидящий верхом на броне. Через минуту подбежал лейтенант Борисов.
– Командир 907-го разведбата подполковник Акимов. Доложите о потерях и наличии личного состава, – потребовал подполковник, пожав лейтенанту руку.
– Убитых – 36, раненых – 66, в строю – 195 человек и два танка БТ-7.
– Неплохо. Я думал, будет хуже.
– Если б не ваш батальон, товарищ подполковник, – закатали бы нас тут немцы в асфальт.
– Если бы у бабушки были бы… она была бы дедушкой. Если б нас здесь не было – вам был бы приказ сваливать отсюда по-быстрому. А так…
– А на марше вы их не могли, товарищ подполковник?
– Не могли. Запереть их на дороге – нельзя. Нам самим эта дорога нужна. Сейчас задачу буду ставить – поймешь почему. Броней засаду не сделать – дистанции не было. Нашу броню ты знаешь. Один выход был – дать им возможность повернуться спиной и освободить нам место для маневра. Минометчиков и зенитчиков мои разведчики сняли из стрелкового, ну а потом КПВТ – решили все дело. Задача: берешь «ганомаги», если водителей не хватит – сажаешь немцев. Кто будет отказываться – в расход. Нам такие пленные не нужны. Мы за крупной птичкой идем. Так вот, кто согласится – за руль. Под присмотром, конечно. Свою пехоту – в немецкие БТР. И оставшиеся два танка – твои. Разворачиваемся – и на Житковичи. Точнее, на дороги западнее города. Согласно последним сведениям – наши давят и уже в десяти километрах от города. Думаю, Гудериан с минуты на минуту драпанет. Если уже не свалил. Ну, если он задержался – это наш шанс. Раненых оставь под присмотром здесь – через час придут вертолеты. Оставь им своего радиста. Я тебе своего выделю. Вопросы?
– Никак нет!
– Выполняй!
А краснофлотец Шупейкин ходил среди бойцов и техники батальона, пришедшего им на помощь, и удивлялся. Оружие странное – короткие карабины с большими магазинами, связанными по два изолентой. Каски – обычные, нового образца. На каждом солдате жилеты-безрукавки. Подошел, спросил – сказали, бронежилет. Пожал плечами. На груди у каждого непонятная конструкция из брезента с множеством карманов под магазины. Снова спросил – сказали, лифчик. Вообще непонятно. Но подумав, понял – удобно. Но самое удивительное – у всех были погоны. И командиров их называли «офицерами», а бойцов – «солдатами». Причем штабные «офицеры», без бронежилетов, лифчиков и касок – были практически классическими офицерами. Только что погоны не золотые. Техника – вообще странная. В каждую по отделению пехоты входит. Говорят, даже плавает. Посмотрел внутри – удобно и крыша над головой. Зимой, сказали тепло. Башенки маленькие, но стволы будь здоров! Сам видел, как они рвали немцев. Посмотрел и их «легкие» танки – плавающие. Пушка совсем не от легкого танка. И башня тоже маленькая. Как они там в них управляются? Лейтенант-танкист, оказывается, кого-то из них знает – какие-то солдаты с ним обнимались и один из них говорил слова, которые Володя даже запомнить не смог. Но по всему было видно – рады они встрече. Чего ж не радоваться? У танкистов за три боя два танка уцелело из десяти и пять экипажей. Остальные сгорели.
Через полчаса остатки сборного батальона были построены и распределены по «ганомагам». До посадки в БТР – перед строем роты появился особист. Приказал всем забыть все, что они тут видели и уж точно никому ничего не рассказывать, иначе… Тут он попытался потрясти кулаком, но раненая рука ему этого не позволила. Он только застонал и сморщился от боли. После этого при помощи ротного он организовал подписку о неразглашении на бланках, предусмотрительно захваченных им еще на базе флотилии. Там был описан стандартный набор кар и всего прочего, если кто-то не сможет сдержать обещание.
Раненые были отнесены в укрытие, с ними оставили легкораненых. Их особист не остался и поехал вместе с ротой. Это можно было принять как его страх перед своим командованием, если бы Шупейкин сам не видел, что и в рукопашном бою, и в этом он не прятался за спины и воевал, как все. Владимир в глубине души зауважал его. После расстрела двух наиболее упертых водителей нацистов с остальными удалось быстро договориться, и они укомплектовались водителями. Доверять им не доверяли, но решили использовать. Рядом с каждым посадили по толковому и шустрому бойцу. Впереди колонны стали оставшиеся две БТшки лейтенанта Смирнова. После доклада командиров подразделений подполковнику Акимову – колонна, вытянувшись длинной змеей, тронулась и начала вползать в лес. Впереди был 30-километровый марш по лесной дороге и переправа через речку, подобной той, на берегах которой только что гремел бой. Шупейкин и его товарищи по роте еще не знали, что это будет их последняя операция в рядах морской пехоты.
16 июля 1941 года. Житковичи. Штаб 3-й танковой группы
Генерал-полковник Гудериан нервничал. Русские танки, ведомые «монстрами», как их прозвали те, кто их видел, – приближались. Все, что смог Гудериан сделать – это всего лишь замедлить их темп. Мосты, восточнее и севернее Копцевичей, его саперы взорвали. Но выиграли на этом всего лишь два часа – речка была небольшая, и русские смогли быстро организовать переправу. Минные поля ликвидировались тралами. Попытка остановить русских крупнокалиберной артиллерией тоже не удалась – авиаразведка русских работала безупречно – немецкие батареи в засадах обходились с флангов и уничтожались. Сейчас русские были уже менее чем в пяти километрах восточнее Житковичей. Они буквально разрезали всю вторую танковую группу на всю глубину. А тут еще что-то непонятное творилось с подразделениями, посланными за сбитым русским самолетом. Гудериан имел все основания считать, что захваченный его группой самолет смягчит гнев фюрера за неудачу в наступлении. Командир первой прибывшей к месту падения самолета группы доложил, что, несмотря на серьезное противодействие русской авиации и понесенные потери, его подразделение дошло до цели, и он видит самолет. Минутами позже он сообщил, что самолет обороняет до двух взводов русской пехоты. Гудериан не видел в этом угрозы – даже ослабленный разведывательный батальон вермахта, несомненно, справится с двумя взводами русской пехоты. Однако больше командир разведбата на связь не выходил.