Со стыда провалиться - читать онлайн книгу. Автор: Робби Робертсон cтр.№ 13

На всякий случай я переспросил еще раз:

— Точно? МЕНЯ поставили после ВАС?

— Угу. Мне нравится ваш акцент. Вы — очаровашка.

Где-то в глубинах вселенной до сих пор отдается эхо аплодисментов, подаренных Дане Плато, а поток любви, исторгнутый той чикагской аудиторией, проплывает мимо звездных скоплений, которые ученым еще только предстоит увидеть в самые сильные телескопы. Сказать, что публика приняла Дану Плато тепло, — недостаточно: зрители жаждали смотреть на нее, не отрывая глаз, и без конца слушать ее историю, они хотели, чтобы идеи, которые она высказывает, песнью разнеслись по миру и заполнили все чудовищные пустоты в их жизни. Пусть Дана говорит вечно, существует вечно, и пусть над крыльцом каждого американского дома сияет непреходящий свет ее мудрости и страданий.

Потом выступал я. Передача транслировалась в прямом эфире. Декорации в студии — впрочем, они ничем не отличались от декораций в любой другой американской студии — напоминали пронзительный вопль синего оптимизма в ярко-желтых лучах софитов, публика же была совершенно скрыта в тени. Я уселся на диванчик. Двое ведущих напротив меня воплощали собой презрение, скрытое за внешним лоском; их внимание было поглощено исключительно указаниями в наушниках. Самовлюбленно подставив щеки порхавшей вокруг них гримерше — шел рекламный блок, — они продолжали восхищаться Даной Плато, которая уже покинула студию.

— И не говори. Великолепно. Потрясающе. Еще бы!

Мой новый костюм внезапно стал старым. Постарел и я, и мои волосы. Руки и ноги налились свинцовой тяжестью, а моя новенькая книга в блестящей обложке на столике вдруг показалась мне мертвой. Я посмотрел на обоих ведущих, и у меня в голове мелькнуло ценное наблюдение: они выглядят так же, как почти все остальные ведущие на американском телевидении: наполовину люди, наполовину роботы — залакированные, покрытые искусственным загаром, красивые до тошноты.

— Поехали, — кивнул один из них галерке. — Поскорее покончим с этим.

Реклама закончилась. В затемненной студии послышался обратный отсчет.

— Начали!

— Мы рады снова приветствовать вас в нашей студии. Вы смотрите программу «С добрым утром, Чикаго». Дана Плато была великолепна, правда? Что ж, движемся дальше. Возможно, сегодня у экрана собралась вся ваша семья. У каждого из нас есть семья, и наш следующий гость, Эндрю О’Хейган, приехал из Шотландии. Он — писатель и только что выпустил в свет книгу о своем дедушке.

Кабели и провода в студии, сделавшие стойку, точно змеи, заговоренные елейными речами факира-андроида, закачались передо мной и угрожающе зашипели. В один миг вся ситуация с какой-то сюрреалистической ясностью предстала моим глазам в бьющем желтом свете студийных софитов: я забрался в несусветную даль, и Америка опьянила меня. Быстрая слава и выпивка на халяву одурманили меня, и теперь эти две недели, прожитые, словно в угаре, обернутся страшной рвотой. Все знают и любят Дану Плато, сверхчеловека, суперзвезду, и тут — здрасьте — появляюсь я, Эндрю О’Хейган из Шотландии, Ничтожество Века, и меня с энтузиазмом расспрашивают о книге, КОТОРУЮ Я НЕ ПИСАЛ!

Соль унижения, разумеется, в том, что оно притягивает к себе еще большее унижение. Как правило, когда в прямом эфире кто-нибудь задает вам вопросы о чужой книге, вы не полагаетесь на самого себя, не поднимаете интервьюера На смех, не удивляетесь его глупости и не уходите с этого идиотского шоу — нет, ничего подобного. Вы сидите выпрямив спину, дружелюбно улыбаетесь и смотрите на болвана ведущего с не меньшей, а то и с еще большей серьезностью, чем он на вас. При этом вы произносите примерно следующее:

— Доброе утро, Чак. Разговор о наших дедушках и бабушках, о семьях вообще, очень интересен. Как вы уже упомянули, у каждого из нас есть семья, и это крайне важно. Мне самому не довелось знать своих бабушек и дедушек при жизни, но я не сомневаюсь, что многие телезрители понимают ценность этой ячейки общества, и это одна из тем, затронутых в моей книге «Пропавшие без вести».

— Действительно, — подхватил Чак, — крайне интересно.

Просто чтобы вы знали: если американский телеведущий на передаче говорит что-нибудь вроде «крайне интересно», на самом деле он имеет в виду: «Нельзя ли убрать из эфира этого тупорылого идиота, прежде чем мы все тут УМРЕМ ОТ СКУКИ?» Главное правило любого ток-шоу на американском телевидении: поскольку это состязание в глупости, во что бы то ни стало нужно уступить победу ведущему.

— Мы все любим наших дедушек и бабушек, — констатировал Чак. — Любовь к бабушкам и дедушкам — это очень по-американски. Вы согласны?

— Да, конечно, — сказал я. — Что бы с нами было…

— Знаете, у вас такой странный акцент!

— Я из Глазго…

— Да, сумасшедший акцент. Мистер О’Хейган, у нас осталось мало времени. Скажите, по сюжету вашей книги в семье происходят какие-то перемены?

На долю секунды я забыл о правилах игры.

— Э-э… на самом деле в моей книге говорится об исчезнувших людях…

— Вы совершенно правы. В наши дни из семейных отношений что-то исчезло. Вы это хотели сказать?

— В годы моей юности несколько детей пропали без вести, и, наверное, мне всегда хотелось узнать, что с ними стало. Я подумал, это может являться проекцией определенной грани нашей повседневной жизни, поэтому решил взять эти истории за основу и попытаться воссоздать социальную атмосферу современной Британии.

— Ничего себе, — подал реплику напарник Чака, — это уж больно сложно. А со времен вашего дедушки что-нибудь изменилось?

— Думаю, да, и часть моего исследования…

Из всех живущих на Земле людей Чак хотел моей смерти, как никто другой. Он мечтал, чтобы я убрался из его передачи. Он жаждал вернуть Дану Плато и вышвырнуть со своего диванчика этого депрессивного шотландского придурка. Сейчас. Немедленно. Похоже, он мечтал об этом еще со вчерашнего дня. Этот тип со своей неестественной шевелюрой вперил в меня невидящий взгляд и задал последний вопрос:

— Какой совет вы можете дать американским матерям?

Я понял, что полностью уничтожен. Я уже знал, что проиграл, так почему бы мне не воспользоваться шансом и не стать самим собой? Почему не схватить Чака за отвороты пиджака прямо на глазах у тупоголовой, ухмыляющейся публики и не бросить ему в лицо что-нибудь резкое, умное, подходящее моменту? Да потому что я трус, вот почему, и в этом суть унижения: трусость — его питающий источник. Когда меня, одинокого человека без семьи и детей, попросили дать совет американским матерям, моя гордость взмыла над унижением, как розовокрылый фламинго над густым лиственным шатром тропического леса; пронеслась мимо, и я подумал: скажи ему, что твой совет американским матерям — не совать мокрый палец в электрическую розетку, — но эта яркая птица исчезла в вышине, едва промелькнув, и я глубоко вздохнул.

— Поменьше тревожиться, — сказал я. — Когда речь идет об обществе и изменениях в социальных механизмах защиты детей и семьи, очень легко поддаться излишним страхам. Мой совет матерям — по возможности стараться избегать опасений.