Суеверия викторианской Англии - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Коути, Наталья Харса cтр.№ 85

Пока их матери пекли блины, а отцы издевались над домашней птицей, мальчишки вынашивали коварные планы. К Блинному вторнику бывали приурочены так называемые осады школы – barring-out. Ученики на три дня запирались в школе, не пуская туда учителя. Если они выдерживали осаду, то сами регулировали начало и длительность уроков, а также число выходных. Сочувствующие родители снабжали своих отпрысков деньгами, чтобы те закупили провиант. Но горе мятежникам, которые забывали запастись едой или недостаточно усердно баррикадировали дверь! Если учителю удавалось прорваться в школу, он имел полное право поквитаться с нахалами так, как сочтет нужным. А уж воспитательные методы в Англии были суровыми, розог для мальчишек не жалели. Осада школы порой превращалась в войну не на жизнь, а на смерть. Например, в 1595 году в Шотландии один из учеников застрелил судью, который помогал учителю проникнуть в класс. Только в XIX веке этот ненавистный властям обычай наконец взяли под контроль.

Четвертое воскресенье Великого поста называлось Материнским. До Реформации принято было посещать родной приход, т. е. свою материнскую церковь, чтобы получить благословение и помолиться перед алтарем. Память об этом обычае сохранилась в несколько видоизмененной форме. Те, кто работал далеко от дома, особенно девушки в услужении, в этот день навещали родителей. В подарок матерям приносили пирог из сухофруктов с добавлением шафрана. Называлось это лакомство «симнел».

Воскресенье, предшествующее Пасхальному, на западе именуют Пальмовым из-за пальмовых ветвей, которыми устилали дорогу Иисусу во время его въезда в Иерусалим. Это название – самое распространенное, но не единственное. В Хартфордшире Пальмовое воскресенье было известно как «Фиговое» в память о бесплодной смоковнице, проклятой Христом. Чтобы компенсировать ее бесплодность, англичане объедались фигами, варили из них компот или добавляли в рисовый пудинг. В Центральной Англии предпасхальное воскресенье переименовали в «Испанское». Дети готовили особый напиток: смешивали воду из местного колодца с испанской лакрицей, мятой, лимоном и сахаром. Именно в честь той самой лакрицы и переименовали святой день. В Уэльсе это воскресенье называлось «Цветочным» из-за обычая убирать цветами могилы покойных родичей.

В России пальмовые ветви заменяли вербой, откуда и пошло название «Вербное воскресенье». На Британских островах пальмы тоже не росли, зато вербы было в изобилии. В конце XVIII – начале XIX века крестьяне по старинке собирали ветви, плели из них кресты и развешивали на стенах в качестве еще одного средства от нечисти. Мужчины красовались с пушистыми сережками в петлице. Но вечером благочестие как рукой снимало, и вся деревня участвовала в буйной пирушке. Англиканская церковь такой разгул, конечно же, не одобряла. Помещикам тоже было не в радость, что по их лесам бродят нетрезвые личности и обдирают вербы. Разнузданное веселье шло вразрез с викторианской чопорностью, так что в середине XIX века попойки на Пальмовое воскресенье прекратились.

Довольно странной церемонией встречали этот христианский праздник в деревнях около холма Понтесфорд в Шропшире. Ранним утром селяне отправлялись на поиски золотой стрелы. Что это за стрела и зачем ее искать, к XIX веку успели благополучно позабыть. Говорили только, что такое задание в незапамятные времена дала фея, и с обретением золотой стрелы развеется какое-то древнее проклятие. У поисковой экспедиции был хоть какой-то шанс на успех, только если в ней участвовала седьмая дочь седьмого сына. Как следует поискав волшебный артефакт и вновь ничего не найдя, местные жители с легким сердцем устраивали пикник.

Страстная пятница занимает неоднозначное место в празднично-обрядовой культуре. Ее английское название «Добрая пятница» (Good Friday) подчеркивает такую двойственность. День выступает сразу в нескольких ипостасях, будучи одновременно временем для скорби и радости. Мучительная смерть Спасителя вселяла скорбь в сердца верующих. Вместе с тем она стала залогом вечной жизни, отсюда и радость. По крайней мере, простой люд истолковывал это название именно так, хотя изначально оно звучало как «Божья пятница» (Gods Friday). В память о страданиях Христа церковь призывала верующих проводить время в молитвах, а не тратить его на низменные развлечения. Работать тоже считалось грехом. Однако следует учесть, что этот праздник выпадает на время, когда вплотную пора заняться огородом. И что бы ни вещал с кафедры пастор, как бы ни пугал адскими муками, а картошку сажать все равно надо. Так что одни занятия подпадали под строжайший запрет, отношение к другим варьировалось от графства к графству, третьи же вообще были необходимыми.

В Страстную пятницу кузнецы не разжигали огонь. Если работ в кузне было не избежать, огонь все равно не разводили, но били по куску железа до тех пор, покуда он не раскалялся. Подобные запреты связаны с событием, в котором кузнецы сыграли довольно неприглядную роль, а именно с распятием Христа. Ведь именно они выковали гвозди! Более того, тот древний кузнец работал в тандеме со своей женой. Покуда он стучал молотом, она махала фартуком, раздувая пламя в горниле, а после отнесла гвозди палачам. Поэтому жены кузнецов не надевали фартук в Страстную пятницу.

Опять же в память о пролитой крови Христа считалось дурной приметой проливать в этот день кровь, как свою, так и чужую, – например, закалывать свиней.

Иногда суеверия принимали весьма причудливую форму. Уже в 1923 году жительница Бирмингема сообщила, что мать запрещала ей сливать что-либо в раковину в Страстную пятницу до трех часов пополудни. Свой наказ матушка объясняла тем, что кровь Христова текла по иерусалимским канавам именно до этого часа. Чрезвычайно распространенной была легенда, объяснявшая запрет на стирку в Страстную пятницу. Когда Иисуса вели к месту казни, на него плеснула грязной водой какая-то дерзкая прачка. Оскорбленный Христос тут же проклял всех, кто будет стирать в этот день, так что суеверные англичанки не притрагивались к грязному белью. Нарушение запрета влекло за собой различные неприятности, такие как появление кровавых пятен на белье или окрашивание мыла в багряный цвет.

Считалось нежелательным тревожить землю – пахать, сеять и т. д. В крайнем случае советовали воспользоваться не железными, а деревянными инструментами. Например, выкопать могилу деревянной лопатой. Запреты на обработку полей встречаются в основном в Шотландии и на севере Англии, в других же краях делали исключения для определенных растений, чаще всего для картофеля и петрушки. В Девоне, наоборот, считалось, что в этот день любые семена и саженцы получают особое благословение, так что расти будут отлично.

Не только запреты, но и рекомендации связывались со Страстной пятницей. В эту пору хорошо было отлучать детей от груди или стричь ногти. В 1867 году престарелый житель Глостершира поделился секретом здоровых зубов: встать до восхода в Страстную пятницу состричь ногти на руках и ногах, завернуть обрезки в бумагу и никогда не вынимать из кармана – и кариес уже не страшен! Чудодейственной силой обладали собранные в этот день яйца. Считалось, что они никогда не портятся, а любой пожар можно потушить, бросив в очаг возгорания волшебное яичко.

Традиционными для Страстной пятницы были «крестовые булочки» – сладкие булочки, на поверхности которых рисовали крест. Не съесть хотя бы одну считалось дурной приметой. Хозяйки верили, что любые хлебобулочные изделия, испеченные в Страстную пятницу, не заплесневеют в течение целого года и сохранят не только вкус, но и целебные свойства. С потолка сельских коттеджей нередко свисала булка на веревочке. Вполне вероятно, что плесень на хлебе не росла именно из-за того, что он висел в сухом и хорошо проветриваемом месте. Высушенный хлеб становился твердым, как камень, но ведь и ели его не ради удовольствия, а в качестве лекарства. Перед использованием с него смахивали паутину, крошили и размачивали в воде. С помощью целебного хлеба лечили такие недуги, как рези в животе, коклюш, икоту, даже холеру. Годился он не только для употребления внутрь, но и в качестве припарок. Тюрей подкармливали захворавшую скотину. Если хозяйки не хотели возиться с тестом, то покупали булку в пекарне и тоже хранили в течение года. Столь велика была благодать, что она распространялась даже на коммерческие товары!