— Да. Я буду молчать.
— Ты просто забудешь об этом.
— Да. Забуду, — эхом повторила я.
— Умница. — Он убрал руку. Я услышала, как
скрипнуло кресло, потом звук шагов. Хлопнула входная дверь, а я все сидела,
тараща слепые глаза и обливаясь потом.
«Мне надо подняться», — билось в мозгу, но я не могла:
там, за чертой света, кто-то мог подстерегать меня. Я стиснула голову руками,
заорала «мама», прыгнула вперед и замерла в спасительной темноте.
— Они ушли, — громко сказала я и испугалась. На
четвереньках я выбралась в прихожую и включила свет, стояла, прижавшись к
стене, ожидая, когда стихнет резь в глазах, потом осмотрелась: никого. Я
вернулась в комнату, рыдая от бессилия, зажгла верхний свет. Комната была
пуста. Я выключила настольную лампу возле постели и обессиленно сползла на пол.
Не знаю, сколько я так сидела, без мыслей, опустошенно, завороженно, в комнате
стало сереть, близился рассвет. Я смогла подняться и вышла в ванную. Из зеркала
на меня смотрело чужое лицо с совершенно безумными глазами. Чувство было такое,
точно мне изнасиловали душу. Собрав все силы, я подняла голову и сказала громко
в пустоту:
— Ты, ублюдок! Я тебе врала, от первого до последнего
слова я тебе врала.
В дверь звонили весьма настойчиво. Я осторожно подошла и
спросила:
— Кто?
— Я, открывай.
Я открыла и увидела Люську, ее левый глаз украшал
здоровенный синяк.
— Были? — спросила я.
— Твою мать, твоего отца и твою бабушку! —
прорычала Люська, лицо ее пылало. — Твоя идея разделиться. Меня чуть не
убили, каково это с моими-то нервами! — Люська рухнула на диван, сверля
меня гневным взглядом. Я села напротив и стала ждать.
— Пришли ночью, двое. Дверь вышибли. Можешь себе такое
представить? Допрос мне устроили, видишь, как украсили?
— Ты сказала?
— Еще чего! — фыркнула Люська и добавила:
— Правда, до утюга не дошло.
— Выдержала нашу историю?
— Слово в слово.
— А они?
— Пообещали сладкую жизнь и тебе велели передать, что из-под
земли достанут.
— Любопытно, — сказала я.
— Куда уж любопытней. Вот, телефончик оставили, на
случай, если я чего-нибудь вспомню.
Я взглянула на бумажку с записанным на ней номером и убрала
в кошелек: никогда не знаешь, что может пригодиться в жизни. Люська
подозрительно на меня поглядывала.
— Ну и как же ты от них отделалась? —
полюбопытствовала я.
— Сами ушли. Тут и милиция пожаловала: кто-то из
сердобольных соседей вызвал. — Люська помолчала немного и продолжила:
— И Серега пропал, должен был утром прийти — не
появился. Звонила — занято.
— Еще позвони.
Люська прошествовала к телефону. Серега оказался дома,
Люська поговорила с ним пару минут и вернулась, лицо у нее было озадаченное.
— Что? — поинтересовалась я.
— Просил к нему подъехать.
— Зачем это?
Люська пожала плечами:
— Сказал: не по телефону. Едем, что ли?
— А я-то зачем поеду?
— Затем. Боязно мне что-то, да и Серега сказал, чтобы
вместе приехали.
Дверь нам открыла женщина лет пятидесяти с больными глазами,
указала рукой на нужную дверь со словами:
— Там он лежит.
Серега и правда лежал, точнее, полулежал на груде подушек.
Вид у него был такой, словно его использовапи вместо боксерской груши: глаза
заплыли, губы разбиты, ухо разорвано.
— «Скорую» вызывал? — спросила я.
— Нет.
— Почему?
— Отлежусь. — Говорить ему было трудно. Люська
сначала запричитала, потом гордо продемонстрировала свой синяк, а я стала
осматривать Серегу: били его профессионально — очень больно и вполне безвредно.
— Легко отделался, — сказала я, — ребра, нос
и зубы целы, а ухо сейчас зашью. — Я раскрыла сумку, Серега слегка
запаниковал:
— Ты что, это всегда с собой таскаешь?
— А как же, — влезла Люська, — она ж у нас
доктор Айболит.
Когда с ухом было покончено, я спросила:
— Где они тебя?
— Здесь, — усмехнулся Сергей. — Пятеро.
Родителей в ванной заперли, а меня в комнате отметелили. Очень советовали
забыть про вас.
— А ты? — спросила Люська. Серега задумался,
облизнул губы, глаз не поднимал.
— Что я? — Он вздохнул. — Слушайте, что-то
тут не так. Не простые это ребятки, не какие-то дешевые уголовники. Тут народ
покруче.
— Так, — сказала Люська, устраивая ранее
охраняемое Серегой тело в кресло. — Ты что ж это, бросить нас хочешь?
— А что я могу, а? Против пятерых с кулаками не
попрешь.
— Ты когда объявление в газету давал, о чем думал?
— Да, работа охранника не сахар, могут и морду
набить, — хмуро заметила я, лично я Серегу прекрасно понимала, он обиженно
засопел, а Люська услужливо плеснула в огонь маслица:
— Конечно, наш Кевин Костнер думал бабки стричь да по
ночам развлекаться, а тут, подумать только, плохие дяди.
Серега сверкнул глазами, потом покачал головой и сказал:
— Вам бы лучше уехать куда. Да и мне тоже.
— Слушай, — сменила Люська кнут на пряник, —
я тебе буду платить в два раза больше. Он отрицательно покачал головой.
— Покойнику деньги ни к чему.
— Что за чушь, — возмутилась Люська. — Не
убьют же тебя.
— Еще как убьют, — обиделся Серега. Его
благоразумие вызывало у меня уважение. Дураком он явно не был. Люська таращила
глаза, до краев переполненная гневом.
— Но не можешь же ты нас бросить. В конце концов, мужик
ты или кто?
— Что я сделаю один? — в отчаянии вопрошал Серега.
— Ладно, — пришла я ему на помощь. — Это
всего лишь работа, и ты можешь отказаться. Меняй профессию, пока не поздно.