Монголия - читать онлайн книгу. Автор: Эдуард Лимонов cтр.№ 20

Ум-ммм! Как хорошо.

Или как обёрточная бумага сложенный.

Вот в Карабахе, в деревне Атхашен я видел, как семья приспособила газовую плиту под печь для выпечки лаваша с зеленью. Положили на две горящие горелки выпуклую дном кверху сковороду что ли, на неё, раскалённую кладут своё тонкое тесто.

Мать семьи тут же на столе, вся в муке орудует, тесто изготовляет.

Бабушка вся в чёрном, даже чулки чёрные, как в Сицилии, сидит глазами зыркает, улыбается. Всё у неё хорошо, внуки бегают, гости вот приехали, сын – дородный мужчина с животом, курицу вот для гостей сварили.

Сыр домашний режут. Солнце над горами.

Что человеку ещё нужно..?

Подруга дней моих суровых Анна Рубинштейн похоронена на участке старого кладбища в центре города Харькова, там было место с её отцом Моисеем Рубинштейном рядом.

Ну чего вы помрачнели?

Русскому мужчине можно спать со всеми женщинами с какими ему хочется, тем более еврейки страстные. И разделять годы жизни можно.

Так вот, в ограде у Моисея, умершего аж в 1948 году нашлось место и для его дочери, повесившейся в 1990-ом (всего-то между прочим между двумя смертями 42 года, это не срок для вечности).

Набирая годы, человек (во всяком случае такой как я) становится банально сентиментален. Ну и я, ну и я стал интересоваться могилами своих женщин. Я сподобился наконец побывать на Большеохтинском кладбище в Петербурге и нашёл там могильную плиту Натальи Медведевой. Её подселили к отцу, умершему в 1958 году. Там правда, захоронили ¼ её праха, ¼ той золы, которую выдали её матери и друзьям, а ¾ были развеяны с «бато» (bateau) на Сене, в Москве (уж не знаю где) и в Лос-Анжелесе (говорят с высоких холмов над городом). Фотография могилы Наташи украшает обложку моей «Книги мёртвых- 3», там и я стою у могилы, посмотрите.

И к Лизе Блезе на могилку на Даниловском кладбище я стал приезжать в день её смерти – 9 февраля.

…А вот до Анны добраться мне невозможно, киевский режим меня как собаку убьёт, едва я пересеку русско-украинскую границу.

Поэтому я как-то попросил, чтобы мне сфотографировали могилу Анны в Харькове и прислали. Что мне быстро и сделали.

Но, удивительно, заброшенная осенними листьями горизонтальная могильная плита была безымянна, прочитать ничего на ней было невозможно, тогда как стоящая рядом плита её папы Моисея, свежая, несла на себе золочёные членораздельные буквы и было ясно, что под ней покоится Моисей Рубинштейн.

Я заподозрил, грешным делом, что имя-фамилию «блудной дочери еврейского народа», как она себя называла, сбили с плиты психи-националисты, чтобы досадить мне. И написал о своих подозрениях по адресу того человека, который мне эти фотографии могильной плиты достал.

Он, человек этот, невозмутимо сообщил, что попросит повторить фото-сеанс с могильной плитой. И через некоторое время я получил по электронке хорошо различимую могильную плиту, где значилось кто под нею. Анна Моисеевна (Ганна Мусiiвна, по-украински – Рубiнштеiн) и что, в 1937–1990 и там был ещё выбит еврейский канделябр, как её – минора.

Тот кто делал плиту наверное не знал, что покойная называла себя «блудная дочь еврейского народа».

Иудеи пошире нас будут. У нас могут возникнуть сложности с захоронением самоубийцы. Ибо она повесилась, Анна, на ремешке от своей сумки в коридоре, в квартире на улице Маршала Рыбалко. Устала она жить. С площади Тевелева из центра города (там сделали метро и дом наш снесли) её переселили на окраину. Когда ты перемещаешься из центра на окраину, ты естественно деградируешь.

Раз. Глупо ненавидеть материю, и считать её дьяволом.

Я так люблю вещественное, женщину, вино, лаваш.

Когда окажусь в другом мире, то буду любить тамошнее, буду наслаждаться, существовать как блик света.

Вещественное же очень соблазнительно.

Так, трение о женщину в самых интимных местах.

Кто там в Библии возжелал вложить персты в раны Христовы?

Фома? Ну да, Фома, по прозвищу «близнец».

И. Христос, стоя как пластилиновый, позволил ему вложить. Христу не было больно? А возможно Христос испытал удовольствие?

«Перестань сомневаться, но верь!» сказал Христос Фоме.

«Господь мой и Бог мой!» – воскликнул Фома.

Это из Евангелия по Иоанну. Следует говорить «по». По Луке, по Иоанну. Это самые надёжные Евангелия.

Мир когда-то был очень красив.

Играли звери, порхали птицы, дули сладкие цветочные ветерки. И человек робко пробирался среди всего этого великолепия, приходя в себя.

Ныне людей преступно много. Развилась преступная практика медицины. И если о кратко живших гениях можно только посожалеть, то длинно живущий человек-простак вызывает отвращение. На пороге, и одной ногой уже ступило в реальное настоящее то время, когда придётся прополоть человечество от сорняков человеческих.

Придётся все заповеди поставить с ног на голову. Чтобы хотя бы осталось по миллиону человек на континент (ну может два миллиона на Азию, потому что она большая). Все остальные не нужны.

Христос станет вне закона. Будет противоречить новому закону. Христа придётся убрать из душ.

Два. Дарвинизм – туфта. Я это доказал, надеюсь, в книге «Титаны».

Основное, что следует запомнить, что дарвинизм – не научен.

Тогда ещё и науки не было, когда Дарвин свои две книги писал. Только отрывочные наблюдения за домашними, как правило, животными. Дарвинизм – это подлог.

И то что учёные-астрофизики не наблюдали до самого начала XXI века присутствия тёмной энергии, между тем она 73 % всего сущего, это не просто не то что скандал, но чёткий знак на небе «Науки никакой нет! Нет! Нет! Не существует!».

Мы лишь произвольно используем некие силы, происхождение и природа которых нам неизвестны. Такие как электричество, скажем.

И с чёрными дырами человечество опростоволосилось. Четверть века выдающийся головастик Стивен Хокинг нам о чёрных дырах напевал, а потом загрустил и обессилел и стал подавать сигналы, что он о природе чёрных дыр ничего не знает на самом деле.

Мы знаем очень мало.

Три. Свиное мясо – серое. Жирно-серое.

Я недолго учился в кулинарном училище, и там у нас была практика. Тонкими острыми ножами мы разделывали свиные полутуши.

В те годы, а это был 1961 и 1962-й я умел таким образом отлично обращаться с ножом.

На полутушах мы работали на фабрике-кухне.

Помню как ловко всё получалось, как обходил острым тонким ножом свиные лопатки.

Приобрёл определённую напористую уверенность тогда. Шутя мы спрашивали друг друга: «А человека можешь? Разделать?»