Блеск шелка - читать онлайн книгу. Автор: Энн Перри cтр.№ 141

– Нет, это не так, – ответил епископ, однако в его голосе не было уверенности.

– Это правда. Вы запятнали собственную веру.

Константин не отрываясь смотрел на Анну. По мере того как он осознавал смысл сказанного ею, бездна перед ним разверзалась все больше и больше.

Анна поняла, что именно он сейчас думает и чувствует, и ее охватила жалость и стали терзать угрызения совести. Но было поздно – она уже не могла взять свои слова обратно.

– Феодосия осознанно совершила свой грех. – Анна снова бережно прикоснулась тканью к лицу епископа. – Впрочем, как и все мы. – Она встретилась с Константином глазами. Что бы она в них ни увидела, у нее не было права отводить взгляд. Она взяла его руку и положила на свою. – Мы все делаем ошибки. Вы правы, я тоже совершил грех и еще не покаялся в нем, хоть и должен был это сделать. Однако мы должны помогать, а не осуждать. Ни один даже самый лучший из людей не сможет научить нас, как именно нужно помогать, когда боль становится невыносимой. Только Господь может научить нас этому. Будьте великодушны. Простите. Не важно, какую пользу вы для себя из этого извлечете.

Лицо Константина было мертвенно-бледным, губы – сухими, словно он уже умер. Анне пришлось напрячь слух, чтобы услышать его слова, так тихо он их произнес: «Я стал Иудой».

Она вытерла влажной тканью его лицо, руки и шею. Смочила водой губы и легкими прикосновениями нанесла на кожу епископа остро пахнущую лечебную мазь. На какое-то время это должно было облегчить его боль. Казалось, что ему стало лучше.

Через несколько минут Анна поднялась и вышла из комнаты. Она хотела попросить воды, чтобы смыть пыль и кровь со своего лица и одежды. У нее болела каждая мышца. Анна только сейчас заметила, что рана на левой руке кровоточит. Ушибленные ребра болели так сильно, что она с трудом передвигалась. Часть ее лица распухла, глаз наполовину закрылся.

Полчаса спустя Анна снова поднялась в спальню, чтобы побыть с Константином и помочь ему в случае необходимости. Но, возможно, в первую очередь важно было не оставлять его в одиночестве.

Анна остановилась на пороге как вкопанная. Свеча все еще горела, ее пламя дрожало. Кровать была пуста. Исчезла даже простыня. Потом Анна увидела, что окно открыто, – оттуда тянуло сквозняком, из-за которого колебалось пламя свечи. Подойдя к окну, Анна заметила оборванный край простыни, привязанный к решетке. Женщина высунулась и посмотрела вниз.

Тело Константина болталось в метре от нее. Его шея была перетянута простыней, голова склонилась набок. Не оставалось сомнений: он был мертв. В памяти Анны всплыли его последние слова, обращенные к ней, а потом – Акелдама, Земли Крови возле Иерусалима. Ей следовало догадаться!

Чувствуя головокружение и боль во всем теле, Анна, пошатываясь, прошла по комнате и тяжело опустилась на кровать. Какое-то время она сидела неподвижно. Виновата ли она в том, что произошло? Следовало ли ей быть более убедительной, отговаривая епископа «совершать чудо»?

Виченце нарочно сделал так, чтобы эта затея закончилась провалом. Они должны были догадаться об этом с самого начала. Паломбаре тоже обо всем было известно. При мысли о нем Анна схватила одеяло, уткнулась в него лицом и зарыдала.

Слезы принесли ей облегчение после того ужаса и страха, которые она испытала.

Она потеряла слишком многое. Константин ушел, оставив ей лишь боль и горькие сожаления. С Паломбарой было иначе, но тем не менее, когда он умер, Анна тоже ощущала грусть. Ей будет его не хватать.

Позже она вернулась к Терезе Мочениго и попыталась, насколько это было возможно, ее утешить. На рассвете они вместе подошли к поредевшей толпе, которая все еще стояла перед домом Мочениго. Спокойно, со скорбным достоинством Тереза попросила собравшихся быть благоразумными, проявить великодушие ради памяти об Андреа. Пусть с Виченце поступят по закону. Конечно, он виновен, но, убив его, люди запятнают свои души.

Наконец Анна вернулась домой, чтобы залечить собственные душевные раны и позаботиться о своем окровавленном, ноющем от боли теле. Она плакала, вспоминая Джулиано и остро ощущая в сердце мучительную пустоту и одиночество, которое и было истинной причиной ее страданий.

В марте 1282 года огромный флот Карла Анжуйского встал на якорь в заливе Мессины на севере Сицилии. Застыв на склоне холма над гаванью, Джулиано смотрел на него, и его сердце тревожно сжималось. Карл собрал под своим началом колоссальные силы, и еще часть кораблей должны были прибыть из Венеции. Может быть, на одном из них приплывет Пьетро Контарини: он говорил об этом, прежде чем они с Джулиано расстались. Это был конец. Больше они не встретятся как друзья, Пьетро четко дал это понять. Он навсегда останется верен Венеции. Джулиано же больше не мог этого обещать.

Теперь Дандоло наблюдал за тем, как капитаны идут по набережной, вверх по широким улицам, где их должны были приветствовать королевский наместник и губернатор острова, Юбер Орлеанский. Он жил в великолепном замке-крепости Матегриффон, известном как «Ужас греков». Именно это название приходило на ум Джулиано, когда он думал о том, как крестоносцы грабят крестьян, отнимая продукты и скот во имя Крестового похода, цель которого – отвоевать землю, на которой родился Спаситель, и снова отдать ее христианам.

Джулиано отправился по гористой местности пешком. На горизонте постоянно виднелся конус вулкана Этны. Дандоло хотел вернуться в Палермо, до того как туда придут французы. Если местные жители решат оказать им сопротивление, он примет сторону людей, которые ему дороги.

У Джулиано не только болели ноги (мозоли напоминали о себе при каждом шаге). У него ныло сердце – из-за бессмысленной жестокости, ненависти, которая побуждала невежественных людей грабить и уничтожать все на своем пути. Потери будут неизмеримы – и не только человеческие. Исчезнет красота и слава, от которой захватывало дух, например дворцовая часовня с великолепными стрельчатыми сарацинскими арками и изысканной византийской мозаикой. Философская мысль, которая оттачивалась столетиями, будет уничтожена людьми, которые едва ли способны написать собственное имя.

Но, пожалуй, хуже всего – ложь, что все это делается во имя Господа, во имя слепой веры, что все грехи будут отпущены, что море людской крови смоет грязь с души.

Как можно было так извратить учение Христа?!

Джулиано добрался до Палермо, усталый и грязный. Он торопливо прошел по знакомым улочкам, залитым утренним солнцем. Было тихо, лишь с площади доносилось журчание фонтанов да шаги ранних прохожих, потом снова все стихало в предвкушении дневной суеты.

Мария уже хлопотала на кухне. Услышав, как кто-то вошел, она резко развернулась, сжимая нож в руке. Потом увидела Джулиано и с облегчением вздохнула. Мария бросила нож. Она подбежала к венецианцу и крепко обняла его.

Джулиано осторожно высвободился и отступил назад.

Мария окинула его взглядом сверху донизу.