Пересмешник - читать онлайн книгу. Автор: Уолтер Тевис cтр.№ 59

Думаю, может, я и правда океанопоклонник. Читая Баленам вслух из Нового Завета, я полюбил Иисуса как печального и очень мудрого пророка, который понимал про жизнь что-то невероятно важное и пытался, по большей части безуспешно, об этом рассказать. Меня трогает многое из того, что он говорил, например: «Царствие Божие внутри вас», ибо в эту минуту, глядя из окна мыслебуса на серый и спокойный Атлантический океан, над которым вот-вот встанет солнце, я вроде бы ощущаю в его словах некий смысл.

И все же я не могу сформулировать для себя этот смысл. Но я убежден: он куда глубже той чепухи, которую мне внушали в интернате.

Небо над серым океаном уже гораздо светлее. Сейчас я закончу диктовать, остановлю автобус, выйду и буду смотреть на рассвет над океаном.

Господи, каким же красивым бывает мир!

Рассвет наполнил меня бодростью. Я подошел к воде и, сняв одежду, искупался в прибое. Было холодно, но меня это не отпугнуло. А вообще в воздухе уже чувствуется приближение зимы.

Искупавшись, я вернулся в автобус и стал слушать музыку, которую он по моей просьбе транслировал мне в голову, но очень скоро велел ему перестать. Музыка была пустая, глупая. Я подключил проигрыватель к генератору, но, как я и опасался, в едущем автобусе иголка соскакивала с дорожки. Я попросил мыслебус остановиться и послушал сперва симфонию «Юпитер» Моцарта, потом «Оркестр клуба одиноких сердец сержанта Пеппера». Это было гораздо лучше. Затем я налил себе немножко виски, выключил генератор, и мы снова поехали.

С самого Перекора я не видел ни других машин, ни каких-либо следов человеческого жилья.

Господи, сколько всего я прочел и узнал с отъезда из Огайо! И это настолько меня преобразило, что я трудом себя узнаю. Я стал мыслить и вести себя совершенно иначе хотя бы уже оттого, что узнал: у человечества было прошлое, – и пусть в малой мере, но сумел это прошлое ощутить.

Студентом я смотрел звуковые фильмы вместе с немногими однокашниками, которым такое было интересно. Однако фильмы – «Великолепная одержимость», «Дракула наносит удар», «Звуки музыки» лишь казались «умопомрачительными». По сути же это был просто другой, более изощренный способ манипулировать сознанием ради удовольствия. Мне, неграмотному, с промытыми мозгами, и в голову не приходило узнавать из этих фильмов что-нибудь полезное о прошлом.

Но главной, как мне кажется теперь, была готовность испытывать и осознавать чувства, и та отвага, которая для этого потребовалась. Чувства приходили постепенно, сперва от эмоционально наполненных немых фильмов в старой библиотеке, потом от стихов, романов, биографий, исторических и практических книг, которые я читал. Все эти книги – даже скучные и почти непонятные – помогли мне яснее понять, что такое быть человеком. Мне многое говорит священный трепет, который я испытываю порой, соприкасаясь с разумом давно умершего человека и понимая: я на земле не один. Были люди, которые чувствовали то же, что я, и которым иногда удавалось выразить невыразимое. «Лишь пересмешник поет на опушке леса». «Я есмь путь, и истина, и жизнь. Верующий в Меня, если и умрет, оживет». «Жизнь моя легка в ожиданье смертного ветра, как перышко на ладони около глаз».

А без умения читать я бы не заставил этот автобус поехать в Нью-Йорк на поиски Мэри Лу, которую хочу увидеть еще раз, покуда жив.

Утро сегодня было теплое и солнечное, так что я устроил себе пикник, как в «Утраченной струне» с Зазу Питтс. Примерно в полдень я остановил автобус рядом с рощицей, приготовил себе тарелку фасоли с беконом, налил в стакан виски с водой, отыскал удобное место под деревом и с удовольствием перекусил, покуда Барбоска гонялась вокруг за бабочками.

Почти все утро дорога шла далеко от океана; я не видел его несколько часов. Перекусив и подремав немного, я решил взобраться на пригорок и посмотреть, не разгляжу ли его отсюда. И вот, выбравшись наверх, я увидел океан, а слева – здания Нью-Йорка! Я пришел в сильнейшее волнение и замер, сжимая в руке недопитый стакан. Меня била дрожь.

Я видел статую Приватности в Центральном парке, огромную, мрачную, свинцовую фигуру с закрытыми глазами и безмятежной, обращенной в себя улыбкой, – это по-прежнему одно из современных Чудес Света. Я видел ее исполинский серый силуэт отсюда, за много миль. Я пытался найти глазами здание Нью-Йоркского университета, куда попросил автобус меня отвезти и где надеялся разыскать Мэри Лу или хоть какие-нибудь ее следы. Нет, его мне различить не удалось.

И когда я смотрел издали на Нью-Йорк – Эмпайр-стейт-билдинг на одном краю, статуя Приватности, темная и свинцовая, на другом, – что-то оборвалось у меня в сердце.

Меня тянуло к Мэри Лу, но я не хотел вновь вступать в этот мертвый город.

И тогда, при мысли о нью-йоркских улицах, которые зарастают сорной травой, как улицы Перекора, на меня навалилась тягостная беспросветность. Все это бессмысленное копошение на умирающих улицах: пустые, обращенные в себя глаза, жизни, в которых сознание еле тлеет, так похожие на мою прежнюю, не стоящие сил на свое поддержание. Общество, над которым нависла смерть, а оно в наркотической полудреме этого даже не замечает. А групповые самосожжения! Самосожжения в «Бургер-шефе» и полный зоопарк роботов.

Город в осеннем свете лежал передо мной, как могила. Я не хотел в него возвращаться.

И тут тихий голос у меня в голове произнес: «Ничто в Нью-Йорке не может причинить тебе вреда». То был голос моего автобуса.

Мгновение я размышлял над его словами, потом сказал вслух:

– Я не боюсь, что мне причинят вред.

И глянул на свое запястье, которое так и осталось немного кривым после перелома.

«Знаю, – сказал автобус. – Ты не боишься. Тебе просто неприятен Нью-Йорк и то, что он теперь для тебя означает».

– Когда-то я был здесь счастлив. С Мэри Лу. И, по временам, с моими фильмами.

«Лишь пересмешник поет на опушке леса», – сказал автобус.

Я очень удивился:

– Ты взял эти слова из моих мыслей?

«Да. Ты часто их про себя повторяешь».

– Что они означают?

«Не знаю, – ответил автобус. – Но они вызывают у тебя какое-то сильное чувство».

– Печальное?

«Да. Но это та печаль, от которой тебе хорошо».

– Да. Знаю.

«И если ты хочешь увидеть Мэри Лу, тебе надо ехать в Нью-Йорк».

– Да.

«Залезай», – сказал автобус.

Я спустился с пригорка, позвал Барбоску и забрался в автобус.

– Поехали, – скомандовал я вслух.

«С удовольствием», – ответил автобус.

Он ловко закрыл дверь и покатил вперед.

Когда мы по огромному и пустому ржавому мосту въехали на остров Манхэттен, уже вечерело, и в пермопластовых домиках на Риверсайд-драйв зажигались первые огоньки. Тротуары были безлюдны, лишь кое-где санитарные команды забирали мусор или редкие роботы везли на тачках сырье в магазины-автоматы на Пятой авеню. На Парк-авеню я заметил на тротуаре женщину: толстую старуху в бесформенном сером платье. Она шла с букетом цветов.