— Ты хочешь сказать, что тебе казалось, что Филиппо забыл тебя? — мягко поинтересовалась Катерина.
— И Филиппо, и мой отец, — призналась Леда. — Покинута-позаброшена и забыта. — Она даже не расплакалась, как боялась Катерина. Казалось, что эти мысли ее не покидали ни на минуту, поэтому уже и не трогали.
Какое-то время они молчали. Они научились вместе молчать, чем уютнее им становилось друг с другом.
— В глубине души я верила, — продолжала Леда, — что однажды Филиппо приедет и найдет меня. Он знает, что меня отправили в монастырь в Венеции.
— В Венеции больше полусотни монастырей! — напомнила ей Катерина. — Искать здесь тебя — все равно что иголку в стоге сена. — Но, даже произнеся эти слова, она подумала: неужели невозможно? А Филиппо вообще любил Леду? Или эта связь была для него простой интрижкой?
Казалось, Леда читает ее мысли.
— Однажды вы сказали, что «любовь не знает границ».
— Неужели? — Катерина ощутила неприятный укол, когда ей повторили ее собственные слова. Да, любовь не знает границ. И в какой-то момент она перерастает в безумие. — Я уже не помню, — ответила она, отчаянно стремясь сменить тему разговора. — Она сделала вид, что зевает, хотя в действительности сна не было ни в одном глазу.
— Ты знаешь, — с напускным весельем произнесла Катерина, — что сегодня утром пришло письмо от Бастиано, адресованное нам обеим? Я все ждала, когда мы прочтем его, ведь утром мы отправились на Бурано. — Она встала, чтобы принести из прихожей письмо. Вернулась, зажгла лампу, сломала печать и прочла вслух Леде.
«Дорогие Катерина и Леда!
Мне выдался случай поговорить с врачом Гульельмо де ла Мотте из университета в Падуе, с медицинского факультета, и он согласился принять у тебя, Леда, роды, когда придет время. Он будет в Венеции 15 сентября, остановится в лучшей гостинице, «Королева морей». Если до этой даты возникнет непредвиденная ситуация и нам понадобится его помощь, он велел немедленно его известить.
Ты в хороших руках, девочка моя.
Я очень по вам скучаю. Без тебя, Катерина, и ферма уже не та.
Я скоро вернусь домой, в Венецию. К концу месяца.
Крепко вас обнимаю,
Бастиано»
— Господи, — воскликнула Леда, раскрасневшись от удовольствия, — как же обо мне заботятся!
— Естественно! — улыбнулась ей Катерина. — Ты очень важна для нас.
— Одному богу известно, что бы я делала без вас, — призналась Леда. — Вы просто святая!
Святая. Это слово Катерина никогда к себе не применяла. Наверное, Леда придумала себе образ Катерины. Катерина знала правду о себе.
— Тогда благословляю тебя, дитя, — отшутилась она, хотя в душе искренне желала девушке счастья. Пусть будет благословенна Леда, которая изменила ее жизнь к лучшему. — Пора спать ложиться, carissima, — произнесла она, встала и поцеловала Леду в лоб.
— Да… — протянула Леда. — Спокойной ночи, Катерина. — Но сама девушка еще ненадолго задержалась в удобном кресле: в последнее время Леда стала передвигаться не очень-то резво.
Катерина зашагала по темному коридору к себе в спальню. Закрыв двери, она посмотрела на шкатулку на ночном столике. Там лежали ее письма. Из окна в комнату лился серебристый лунный свет, на шкатулке играли странные тени. Катерине показалось, что резьба на шкатулке напоминает глаза, которые все искоса смотрели на нее. Она взяла шкатулку и спрятала ее в сундук под шерстяную накидку. Может быть, убеждала она себя, когда опускала тяжелую крышку, он скроет ее тайны.
Глава 81
На следующее утро Катерину разбудил звон Марангоны — большого колокола собора Сан Марко, который призывал рабочих начать свой день. Неужели она так долго спала? Она с трудом встала, чтобы приготовить Леде завтрак, но обнаружила, что дверь спальни девушки закрыта. Катерина сварила себе турецкий кофе с сахаром, отчего ее бросило в пот в такую жару. Сердце ее затрепетало.
Пока она мыла посуду, в голове роились воспоминания, которые не давали ей покоя всю ночь. Мышьяк. В аптеку Каса дельи Специали — туда она велела им сходить. И Элия Виванте. Ее не отпускала мысль о том, что она хочет, нет, ей просто необходимо сходить в гетто. Сегодня же. Ей просто необходимо узнать, до сих пор ли работает Элия в ломбарде. Элия была человеком, который сыграл, хоть и не осознавая этого, ключевую роль в переломные моменты жизни Катерины, которые произошли много лет назад. И Катерина чувствовала, что есть вещи, о которых она просто должна сказать.
День обещал быть жарким. Катерина надела нежно-голубое льняное платье с серебристым кружевом по краю корсета. Она из скромности и для защиты от солнца прикрыла шею fischu
[68]. Перед выходом она оставила на кухне тарелку для Леды. Два вареных яйца и пару кусочков вяленого окорока. Она напомнила себе, что попозже нужно купить хлеба и парного молока. Молоко очень важно для ребенка.
Катерина подозвала ближайшую гондолу и устроилась в каюте с запертыми от солнца ставнями. В памяти воскресло то время, когда она направлялась на север в старое еврейское гетто. С тех пор Катерина туда ни разу не возвращалась. Это место связано для нее с противоречивыми воспоминаниями: здесь остались два ее шелковых веера… здесь узнала правду о каббале… и познакомилась с дядюшкой Элии, который остановил ей кровотечение… и самой Элией. Она мысленно представляла себе эту девушку, свежую и молодую, как роза. Ее маленькую фигурку с копной вьющихся каштановых волос. Ее миндалевидные глаза — такие мудрые и добрые.
Через полчаса лодка с глухим стуком причалила, Катерина выбралась из гондолы. На небе ярко светило солнце. Она прикрыла лицо и с облегчением нырнула в туннель, который вел от внешних стен к главной площади.
Катерина огляделась, чтобы понять, где находится, и впервые заметила, что вокруг площади здания выше, чем в любом другом районе Венеции. Она вздрогнула, думая о том, как ужасно жить так, как евреи, ютиться в этих накренившихся башнях. Она разглядела ломбард Виванте у края площади, золотистые буквы вывески поблескивали на солнце. Казалось, что та же деревянная табличка висела над ломбардом и двадцать лет назад, может быть, ее несколько раз и перекрашивали. С облегчением она увидала, что рядом с ломбардом уже не было аптеки.
И тем не менее при виде старого ломбарда Катерина испугалась своего решения прийти сюда. Ей пришлось присесть и успокоиться. Она направилась к каменному колодцу в центре площади. Колодец был совершенно простой, без резных цветов или виноградной лозы, но он напомнил любимый колодец ее детства, на площади Кампо-Сан-Грегорио. Это успокоило ее. Катерина села на мраморную скамью, рядом со спящей рыжей кошкой, подставив лицо солнцу.