Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - читать онлайн книгу. Автор: Василий Потто cтр.№ 479

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях | Автор книги - Василий Потто

Cтраница 479
читать онлайн книги бесплатно

На легковерном Востоке народ всегда легко переходит от страха к безумной отваге, от отчаяния к надеждам, – и в Тегеране, при первых слухах из Турции, при первом известии о приближении Хассан-Али-Мирзы, встало огромное движение. Въезд в Тегеран принца сопровождался необычайными овациями. «Те, которые видели въезд в султанский лагерь, при начале войны, персидского первосвященника, – говорит Вольховский в донесении Паскевичу, – могут себе представить и нынешнюю тегеранскую сцену, превосходящую всякое описание…» Еще накануне происходило большое собрание духовных лиц, на котором было решено, что тот, кто посоветует шаху платить деньги неверным, будет объявлен врагом правоверия. Рассказывают, что, когда об этом решении узнал Хассан-Али-Мирза, он с необычайным пафосом воскликнул, что скорее умрет, нежели позволит вывезти хоть один червонец из столицы. Народ с восторгом разнес эти слова по городу, и где бы ни появлялся принц, его встречали радостными криками и рукоплесканиями. Воинственное настроение персиян было, конечно, не прочно и могло так же быстро упасть, как поднялось. По крайней мере Вольховский, свидетель происшествий в Тегеране, не видел в персиянах твердой решимости вести войну и смотрел на нее как на последнюю отчаянную попытку шаха заставить Паскевича сбавить контрибуцию. Действовала тут, по его мнению, и лукавая недоверчивость, свойственная азиатам. Перед ними вставал вопрос: а что, как русские, получив деньги, возьмут да и останутся в Азербайджане? И вот, под гнетом этой мысли, они требовали, чтобы русские прежде получения денег очистили их владения.

«В этих случаях, – говорит Вольховский, – персияне привыкли судить о других по себе; они сочли даже за государственную меру вооружить Абул-Гассан-хана лошадью с богатым убором для Паскевича, двадцатью драгоценными шалями для генералов и шелковыми материями для других чиновников». В то же время они просили Вольховского ходатайствовать, чтобы Абул-Гассан-хан был принят благосклонно, как прилично уполномоченному шаха, мотивируя свою просьбу тем, что «Паскевич человек, – как выражались они, – грозный, с которым трудно иметь дело». Вольховский ответил на это, что в вежливом приеме министра не может быть никакого сомнения, но что подарков, конечно, не примут и Паскевич ответит немедленным движением русских войск к Тегерану. «Иначе, – пояснил Вольховский, – на нем будет лежать великая ответственность перед императором за столь долгое и безрезультатное бездействие победоносной армии».

Все эти факты не на шутку встревожили английскую миссию. Доктор Макниль в качестве посредника, как лицо ответственное не перед персидским только, а и перед русским правительством, становился в положение весьма щекотливое. Могло случиться, что шах, дождавшись отступления русских из Азербайджана, по скупости своей вдруг отказался бы совсем от уплаты контрибуции. И Макниль почел нужным заявить шахскому казначею, что отступят ли русские или нет, а он требует ручательства в точном выполнении персидским правительством обязательств касательно первых пяти куруров; иначе он хотел отправить к Паскевичу нарочного с уведомлением, что более не может ручаться ни за какие обещания и отказывается от всякого участия в доле. Макниль прямо объявил персиянам, что никогда не согласится служить орудием их недобросовестности, и угрожал, что в случае приближения русских к Тегерану будет искать покровительства Паскевича. Он настоял в тот же вечер на аудиенции у шаха и потребовал категорического ответа, будут ли уплачены пять куруров, за которые он, Макниль, ручался.

– Даю вам царское слово, – отвечал ему шах, – что эти пять куруров я уже считаю не моей, а английской собственностью; в условленное время они будут сданы вам в Казвине, а там можете везти их куда угодно, в Индию или в Тавриз, мне все равно.

– Но приближается время уплаты трех следующих куруров, – сказал Макниль, – и я бы желал знать, как вашему величеству угодно будет поступить в этом отношении.

– Уплата тех трех куруров, – отвечал ему шах, – дело наше, домашнее; англичан оно не касается. Я даю из них один курур; остальные два должен заплатить Аббас-Мирза, у которого денег много.

– Но может быть, у его высочества нет в наличности такой значительной суммы, – заметил Макниль.

– Тем хуже для Аббас-Мирзы, – отвечал шах. – Этим он доказал бы только неспособность его управлять государством. Двадцать шесть лет он сидит в Азербайджане и, кроме доходов от области, получал не раз от меня значительные суммы, а сам не платил войскам, не укреплял границ и только вылил несколько пушек в Тавризе; следовательно, он мог накопить деньги. Впрочем, – прибавил шах, – если Аббас-Мирза не согласится на уплату, то я найду другого принца, который возьмет это на себя и получит титул наследника.

Макниль тотчас известил обо всем Паскевича.

Паскевич со своей стороны мог допустить только один ответ на действия персидского правительства и народа – немедленное движение русских войск к Тегерану. Такой ответ был тем необходимее, что отношения с Турцией действительно усложнялись, и эта же самая причина, заставлявшая Турцию интриговать в пользу продолжения войны персиянами, требовала от русских последнего напряжения, чтобы возможно скорейшим окончанием ее развязать себе руки для борьбы с более сильным противником.

Абул-Гассан-хан прибыл в Дей-Караган 5 января вечером и на следующий же день был принят Паскевичем. Переговоры, впрочем, продолжались лишь несколько минут, так как Паскевич, не входя ни в какие рассуждения, поставил категорическое требование: «Деньги – или война!» В тот же день происходило и последнее заседание конференции, на котором Паскевич объявил переговоры прерванными. Наследный принц был более чем смущен последними событиями. «Положение его, – говорит Паскевич, – точно незавидное; на оружие рассчитывать ему теперь безрассудно, а о мире нечего и думать по непреодолимой скупости отца его: деньги здесь ставятся выше чести и безопасности государства».

Нужно сказать, что и сам Мирза-Абул-Гассан-хан с ужасом смотрел на совершающееся, предвидя, какие последствия может иметь новая война. Он поспешил в Тегеран, чтобы убедить своего государя не откладывать в дальний ящик заключение мира. А за день перед тем Паскевич писал в Тегеран главному первосвященнику: «Коль скоро я предприму движение, то война продолжится не долго. Шах и его советники не умели снискать моей приязни, но они еще менее того сумеют устоять в поле и храбростью заслужить себе уважение неприятеля».

7 января Аббас-Мирза простился с Паскевичем. Война начиналась. Вольховскому послано было предложение немедленно оставить Тегеран, войска получили приказ готовиться выступить 11 января в поход.

XXXIII. ПОХОД 1828 ГОДА

Стояла суровая холодная зима с глубокими снегами и совершенным бездорожьем, когда Паскевич 8 января выехал из Дей-Карагана, торопясь в Тавриз, чтобы скорее начать военные действия. На этом сравнительно небольшом переезде Паскевич лично мог убедиться, какие страшные препятствия ожидали войска в зимнем походе. Ужасная вьюга, захватившая его в дороге, стояла целые сутки и была так сильна, что за массой крутившегося снега невозможно было добраться ни до какого жилья. Многие, из бывших даже в самом поезде Паскевича, отбились от него и блуждали по степи; два писаря корпусного штаба и несколько конных татар, занесенных сугробами, погибли буквально на глазах товарищей, которые, будучи и сами полузамерзшими, не могли оказать им помощи.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию